Потом – «комсорг веселый».
Потом – «сменный механик-юморист».
Потом – «красивые волосы».
Потом – «артист на производстве».
Потом – «бабник».
Потом – «Мишка-хохмач».
Потом – «Ты смотри, сколько он имеет. Это что, ему Райкин плотит?.. А кто – государство? Ты смотри... За эти хохмы... Да я б гроша ломаного... Ну, им виднее. Может, он еще стучит на кого?»
Потом я долго был «не писатель».
Потом – «одесская скороговорочка».
Потом – «провинциальный хохмач». «И что он имеет против нашего народа?»
Потом я был русофобом, потом антисемитом.
Потом – «самый народный».
Потом – «феномен, но не писатель».
Потом – «наш популярный сатирик».
Потом – «наш известный сатирик».
Потом – «да какой он сатирик – дешевый хохмач!»
Потом – «некий символ».
Потом – «доперестроечный гений».
Потом – «сальные шутки сальным ртом».
Потом – «перманентно пьяный выползает с бокалом и лезет в объектив».
Потом – «гениальный затачиватель каменных стрел». «Допотопный гений».
Потом – «поразительно, как у него всё это не кончается?»
— Что?
— Да всё это!
— Он знаменитый?
— Какой знаменитый? Известный.
Потом – «Его забудут еще до того, как меня в школах начнут изучать». «И как ему не стыдно, что на него так смотрят?»
— Как?
— С обожанием.
— А что он должен?
— Ну как-то прекратить. И пусть мой сосед им гордится, если ему больше нечем.
Потом это – «читать глазами невозможно».
— А чем?
Потом – «поверхностная дешевка».
Потом – «что он несет, если его не понимают?»
— Кто?
— Люди.
— А что там понимать?
— Да на хрен... Я лучше поржать пойду!
— А где ты будешь ржать?
— Да в Кремлевском... Там этот... Против Америки...
Вот так и колебался от поверхностного хохмача до «Не пойду я на него. Там думать надо. Потеть».
Такие вот колокола.
И я все это сижу слушаю.
Конечно, пусть говорят.
Конечно, пусть спорят.
Но я-то это все переживаю.