М.: Михал Михалыч, такая хорошая Новогодняя атмосфера, атмосфера похмелья между двумя праздниками, между Новым годом и Рождеством. И не очень хочется говорить о каких-то серьезных вещах, но все-таки были события, о которых невозможно не сказать. Я думаю, всем ужасно интересно, Ваш комментарий прошедших выборов.
Ж.: Я не могу участвовать, вот у меня такая человеческая натура, противная, я сейчас расскажу случай… На заре перестройки приехал сюда из Америки такой обозреватель Донахью: "Где тут у вас самый лучший сатирик?" Ему подвели меня и он вывел меня на Красную площадь. И шли депутаты Верховного Совета. И вот он мне прямо перед камерой говорил: "Вот показывайте на них - кто консерватор, кто либерал?" Я не мог, все шли и говорили: "Михал Михалыч, здравствуйте, здоровья Вам, счастья Вам!" Как же я, как сволочь, буду сразу же после того, как мне пожелали здоровья и счастья, а я буду говорить: "Вот это большой консерватор, за ним надо следить, а этот - вообще украл полстраны…" Как я мог это сказать! Такой у меня характер, так мама воспитала - не могу! Видимо воспитание - самая непреодолимая штука на свете. Я не могу участвовать в дебатах, не могу. Вот стоять напротив друг друга, к барьеру, как Шустер и Владимир Соловьев всех расставляют - я чувствую себя на поверхности. А я плаваю в глубине, там, где тише, где спокойней. В крайнем случае я хочу сам разобраться, сам почувствовать на своей шкуре, кто прав, кто не прав… Не могу сразу сказать, сомнения портят жизнь: "А вдруг он прав? А вдруг народ, который проголосовал за них, прав?" Ну сомнения портят мне жизнь, я не могу однозначно не на что, никуда повернуться однозначно.
М.: Касаемо выборов еще один вопрос. Вы, как и я, симпатизировали таким политикам как Чубайс, Немцов, Хакамада, Явлинский. Как Вам кажется, их политическая судьба закончена или они еще возродятся?
Ж.: Вы знаете, мне кажется, что вообще надеяться ни на кого не нужно. Прислушиваться можно. Какова будет их судьба - мне трудно сказать. Там люди умные, явно. Хакамада, Чубайс - это умные люди, просто очень. Остальное - не могу сказать.
М.: А Вам их жалко?
Ж.: Нет.
М.: Почему?
Ж.: Мне жалко их, конечно, потерять, но их мне не жалко, потому что видимо программа, которая была обнародована, не затронула души людей. Вот я тоже, я с чем выступаю - я все время говорю, что жизнь стала лучше, я так чувствую, но это убеждение никак не передается, даже половым путем, никак не передается. Я уже сто раз кричал "жизнь стала лучше" и только часть зрителей на этом потерял. Совершенно серьезно говорю. Тот, кто наоборот говорил "жизнь стала хуже", получил огромный Кремлевский Дворец Съездов. То есть аншлаги - не сравнить. И, видимо, то же самое могли говорить и правые, но это все относится к тем, кто говорит, а не к тем, кто слушает. Может быть, кто-то не пришел голосовать - мне жалко. Я даже слушал то, что сказал Лужков пару дней назад, когда он сказал, что "без правого крыла птица не летает" - я тоже так считаю. Очень жаль, что их не будет в парламенте, но, с другой стороны, это огромная школа и всем нам станет бодрей.
М.: В этом же месяце весь мир говорил об аресте Саддама Хусейна и потом его показывали. Вот, когда Вы смотрели на этого человека, не возникало чувства ненависти?
Ж.: Нет, не было.
М.: А почему так происходит? Ведь мы знаем, что это ужасный диктатор, тиран…
Ж.: А вот когда-то у меня писатель Приставкин, он был председателем комиссии по помилованию, спросил: "А вот какой бы Вы назначили приговор тем, кто угнал машину вместе с Вами, потом отделил Вас от этой машины и бросил в лесу? Какой приговор?" Никакой. Я не знаю, уже время прошло. Я зла не держу и не могу, ну такой я человек. Ну когда я увидел Саддама Хусейна одинокого, у которого ищут в голове и что-то во рту ищут - его оторвали от народа и от страны и он остался таким. Это уже не диктатор, это уже какой-то одинокий человек.
М.: Почему такое огромное количество людей во всем мире хотят стать диктаторами, хотя судьбы диктаторов всегда печальны?
Ж.: Я думаю, что - стремление к частной собственности. У тебя уже в частной собственности появляется страна. Ты - на международной арене выступаешь как обычный конкурент другим, но уже не фирмам, а странам. И ты своей страной распоряжаешься, ты даешь целовать руки… Ты даже не обращаешь внимания уже, кто тебя целует. Я однажды поймал где-то певицу Наташу Королеву, я поцеловал ей руку, а она, не глядя на меня, с таким отвращением выдернула ее, а потом: "Ой! Михал Михалыч!" Я понял, как я выгляжу и кто я такой, если не знать моего имени, то это какой-то отвратительный, лысый… Не буду говорить о возрасте… Просто выдернула руку… Вот и он, раздавал руки свои, ему целовали, ну полное ощущение собственности: этот народ - мой собственный, эта страна - моя собственная и мне не нужны никакие волнения внизу, мне ничего не нужно, я должен вести эту сплоченную массу в этом международном…… как я веду автомобиль. Мы все заключены в один металлический кожух и я веду это всё и я поворачиваю, вы сзади все - не беспокойте меня. Вот, наверное, вот так диктатор себя чувствует. Все стремятся к такой абсолютной власти, все стремятся.
М.: Вы бы хотели чем-нибудь руководить?
Ж.: Я руковожу. Одной женщиной. Она не совсем признает мое руководство. И этаким типчиком восьми лет. Но я как руковожу - своим примером, "следите за полетом отца" это называется. Отец не может воспитывать, отец может только летать на ваших глазах: - "Вот - следи, Митя! Видишь, папа зажужжал и куда-то улетел. Вернулся - дал тебе или маме денег, ты видишь. Опять папа зажужжал, опять улетел, отовсюду он с кормом прилетает, папаша. Все у нас, как у птиц. Поехал куда-то, был в провинции, вернулся с кормом, накормил одного, накормил второго". Вот они мне подчиняются. На большее я не могу, я не претендую. Надо быть очень волевым.
М.: А чего у Вас не хватает в характере, чтобы руководить большим количеством людей, чем два?
Ж.: Видимо, перед нашим мужиком надо поставить задачу и - душу на стол - следить, чтобы эту задачу выполняли. Вот поставить задачу я смогу, но, чтоб выполняли… В этот момент меня не будет, потому что вот следить и тем более - раздолбать… Потому что наш человек - он в восторге именно от раздолба. В таком восторге выскакивает из кабинета: "Ну так раздолбал! Ну настоящий руководитель!" Причем начальник на глазах выпил кружку водки с пивом - и раздолбал. То есть ближе человека не бывает. Это кумир. Все сидят, влюбленные в него. Я не могу, у меня нет характера, чтобы… "Не куплю велосипед" - это не метод.
М.: Очень много говорили в ушедшем году о страхе под разными углами зрения, в том числе и в связи с терактами и по другим причинам. В Вашей личной жизни страха прибавилось или нет, как Вам кажется?
Ж.: Убавилось.
М.: Почему?
Ж.: Почему - а всё уже. А чего бояться, уже всё. Уже хватит. Уже и настроение хорошее. Потому что уже всё. Плохое, плохое, плохое настроение - всё, уже хорошее. Мы уже научились, уже не открываем дверь, если кто-то звонит. Какой смысл открывать? Если кто-то тебя окликает, уже не оборачиваемся. Если крикнут: "Подарок бери!" - на вот тебе подарок. Вот поэтому - готовность ко всему. Без монтировки из машины, как говорится, не выхожу. Без газового баллончика не гуляю. А чего теперь бояться - теперь ты наравне со всеми. Я и бандит - мы вооружены одинаково. Ну, у него, может быть, больше решимости. Но у меня тоже, я, в случае чего, могу сорваться и побежать.
М.: Поскольку сейчас только-только начался новый год, естественно, подводить итоги ушедшего, но мы много об этом говорить не будем. Будет интересно, если бы Вы назвали, на Ваш взгляд, человека года, персону года ушедшего, с Вашей точки зрения.
Ж.: Не могу. Нет у меня в голове человека. Только моя фамилия крутится. Честно говорю - нету. Я не знаю - кто. В прошлом году все назвали - доктор Рошаль, ну, было ясно и понятно. Но его тоже уже затаскали повсюду. Ну, действительно, это личность, это мужественный человек и всё понятно и долг свой выполнял на наших глазах. В этом году, слава богу, не было возможности для геройского поступка.
М.: Если бы меня спросили (меня никто не спрашивает) про человека года, то мне кажется, что Ярцев может быть таким человеком года, потому что Вы вернули нам всем ощущение собственного уважения, хотя, казалось бы, речь просто идет об одиннадцати людях, которые гоняют мяч…
Ж.: Согласен.
М.: Но почему-то когда начинает играть наша сборная, что-то такое с людьми происходит, во всяком случае, с мужчинами-болельщиками. Я попрошу всех приветствовать Георгия Александровича Ярцева. Он должен быть встречен просто овацией.
Ярцев: Михил Михалыч, я, безусловно, благодарю Вас за это приглашение, но, наверное, нужно чуть-чуть углубиться в историю, потому что мы-то давно знакомы. Потому что с одной стороны я играю в футбол, а Михал Михалыч - активный болельщик. Так вот, мало кто знает, что когда было назначение меня главным тренером сборной, Михал Михалыч был в той группе людей, которые поддерживали меня и которые настраивали на оптимизм. Да, действительно, мы не были даже поставлены на колени, скорее всего мы "лежали в гробу" по меткому замечанию какого-то журналиста. И вот сумели оттуда подняться только за счет характера, только за счет своего мастерства и желания встать в полный рост. Я действительно благодарен тем людям, которые сделали это и видел переполненные трибуны, видел людей, которые в тяжелую минуту в Уэльсе вообще не сломались, мало того, продемонстрировали свое умение и терпеть и держать удар.
Ж.: Я впервые пошел на футбол, на стадион "Локомотив", кстати, замечательный стадион и этот рев и эти дудки, я давно такого не слышал, страшно возбуждающая атмосфера.
Ярцев: В Уэльсе было семьдесят две тысячи…
Ж.: Страшно разговаривать. Это было страшное дело.
Ярцев: В Уэльсе было семьдесят две тысячи против нас. За что лично я Михал Михалычу благодарен - и когда я играл и когда тренером стал, бывали достаточно тяжелые минуты в жизни. И у каждого человека есть книги, которые возвращают его к жизни. Я могу и "Двенадцать стульев" и "Золотого теленка" и "Швейка" открывать на любой странице и читать и чувствую себя хорошо, уходя. Зато четырехтомник, персонально подаренный мне Вами для семейного чтения, он тоже сыграл своеобразную роль для поднятия духа футболистов сборной команды России. Так что Ваш вклад есть.
Ж.: Знаете, у меня тут есть такой одесский рассказ о футболе. Кто знает - есть Соборная площадь в Одессе, там только болельщики собираются. И подходишь сзади, становишься… Сейчас мне уже трудно подходить, потому что меня узнают и начинают говорить: "О-о-о, Михалыч, расскажи как там…" Что - "расскажи как там"? Я хочу слушать, что вы говорите. Невозможно.
Кто-то говорит о футболе.
- Где этот нахал? Подведите меня к нему. Я сам играл в футбол. Закалку до сих пор чувствую. Шестьдесят пять лет - здоровый, как бык. Ежедневные упражнения, огромные пробежки, штанга - до сих пор…
М.: Мы выходим в начале 2004 года, а записываем передачу в самом конце 2003. Новый год - это такое время, когда случаются разные чудеса. Вот если бы у Вас была возможность совершить самое невероятное чудо для страны в целом и для своей семьи - то какое бы Вы заказали чудо для себя и для страны?
Ж.: Вот вы знаете, у меня мысль была давно - вот выгодно ли мне хорошо жить, как талантливому человеку, к которому приходит публика, который хорошо зарабатывает. Всегда. Не выгодно! Не выгодно! И не просто потому, что стыдно, а просто потому, что совершенно невыгодно. Ты совершенно уходишь от жизни, ты совершенно не участвуешь в жизни, ты отрываешься, ты не можешь - ни писать, ничего, тебя никто не слышит, ты говоришь на другом языке. Мне выгодно, когда все живут, как я. Когда все живут хорошо, мне это выгодно. Мне выгодно. Поэтому вот за заборами строить дома - это тяжелый случай. И я бы из чудес хотел бы чтобы средний уровень поднялся. Я бы все-таки считаю, что у нас есть средний класс. Вот все, кто ездит на машинах, миллионы людей с мобильными телефонами - это уже для России средний класс, это уже не бедняки. Так вот, если б по всей стране это было, мне кажется, это было бы хорошо, это было бы одно из чудес.
М.: Как вы уже знаете, у нас на каждой передаче есть видео-вопросы, которые мы записываем на улицах Москвы. И, как тоже вы наверняка уже заметили, тем более что сейчас в основном машины стоят, а не едут, можно смотреть в окошко, очень много ходит Дедов Морозов и Снегурочек. И именно их мы попросили задать Вам вопрос. Давайте посмотрим первый видео-вопрос.
Вопрос: Михал Михалыч, с Новым годом! Вы знаете, что Рождество и Новый год принято встречать в хорошей кампании, так вот, если бы Вам предоставилась такая возможность - пригласить самых известных людей планеты, кого бы Вы выбрали в кампанию из пяти человек?
Ж.: Нет ничего скучнее, чем самые известные люди планеты за одним столом. Я однажды сидел с Жаклин Кеннеди. Ну, сидел, была первая делегация советских писателей в Америке, ну сидел, я вообще английского языка не знаю. А она не знает русского. Так мы и сидели рядом. Почти касались. Через переводчика с красивой женщиной говорить невозможно. Вы пробовали когда-нибудь говорить с красивой женщиной через переводчика? Где его поместить? Так же, как невозможно шутить через переводчика. Ваша задача - рассмешить его, которую невозможно выполнить, потому что он из тупых всегда, он переводит просто. Либо он рассмеется сам, он тогда не сумеет перевести, либо он не рассмеется, тогда он переведет так, как он это сам понял. Значит, юмор тоже невозможен. Поэтому сидеть с известными людьми планеты я бы не хотел, я бы хотел сесть с теми, с кем вырос, может быть. А с известными мне не нравится. Вот, наверное, вот так.
М.: Скажите, вот из огромного числа людей прошлого, уже ушедших от нас, есть ли люди, с которыми Вам очень бы хотелось поговорить?
Ж.: Из покойных?
М.: Да.
Ж.: С Пушкиным, я надеюсь на встречу с ним. Я не думаю, что они так уж далеко отъехали.
М.: Пока мы живем на земле, пока мы живы, мы общаемся с очень малым количеством известных знаменитых людей. Но почему-то все уверены, когда они умрут, они обязательно встретятся именно с Пушкиным, с Лермонтовым. Откуда такая уверенность? Почему все уверены, что после смерти начнется самое общение?
Ж.: Ну я себе представляю эту дикую толпу на том свете, огромное количество людей, среди которых я брожу и спрашиваю: "А где здесь Пушкин? Вы не встречали Федора Михайловича?" Я не знаю, я думаю, они там еще реже попадаются, чем здесь.
М.: Мне тоже так кажется.
Ж.: Ну просто мы из всех покойников… Нет, я думаю, каждый должен искать там того, кто поближе. Найти папу, поговорить. Как-то неизвестно, что он сейчас там делает? Как он? Я даже не знаю, возможна ли там атмосфера дискуссии или споров. Там же уже все как-то гладко, все уже решено, все напоминает что-то такое советское, без споров.
М.: Я сейчас обращаюсь к нашей аудитории, у вас есть возможность задать Михал Михалычу.
Вопрос: Есть такая традиция: в Новый год выбрасывать старые вещи. Вы как, легко расстаетесь с прошлым, храните ли вещи, которые вышли из употребления?
Ж.: Бесконечно, ничего не выбрасываю, что-то страшное. Всё - жалко, всё - память. Не могу ничего выбрасывать. Ну, я понимаю, год не употребляешь - выброси! Такой девиз должен быть у нормального человека. Не могу! Кроме того, с прошлых лет справочки всякие, фотографии - всё держу. Кроме того, еще такая страна у нас, я все время сам об этом пишу и сам это знаю, вдруг спросят: "Где ты был шестого января?…" Я тут хочу маленькие прочесть.
***
И тут внутренний голос сказал мне: "Налей сначала себе, Миша!" Вдруг сигнал, вдруг тревога, вдруг опять выборы, а это такой порыв ветра, что все это сорвется и ты не догонишь. Возьми сначала себе, потом нальешь девочке.
***
В наших банях среди распаренных уже столько отмороженных……
***
Патриотизм - это четкое, ясное, хорошо аргументированное объяснение того, что мы должны жить хуже других.
***
Вам не повезло. Специалист, который лечит - в отъезде, но есть второй - не хуже…
***
Вопрос: Михал Михалыч, я вдруг с удивлением увидел, что у нас есть что-то общее. И у Вас и у меня нет галстука. Я преподаватель и, когда я лекцию читаю, я в галстуке, а сегодня у меня были практические занятия и я без галстука. Вот объясните, почему Вы без галстука и, может быть, подскажете мне, как мне ребятам сказать, почему я прихожу без галстука.
Ж.: Я видел еще одного такого человека - это был Окуджава. Кроме того, я вижу президента, который в лучшие свои минуты - без галстука. А я не могу, потому что у меня короткая шея, все это видят, я этого не скрываю, скрыть это невозможно, хотя я хотел бы скрыть. Но, если я все застегну, повешу галстук и затяну его, конечно, звук другим будет совершенно, слова будут другими и у меня все время ощущение, что кто-то обязательно возьмет и затянет еще больше. Я бы не хотел этого.
М.: Мне кажется, настала пора, если Вы хотите, чтобы сказал что-нибудь………
Ж.: Да пусть сидит спокойно.
Вопрос (?): Я лучше встану, я сидеть не хочу. Михал Михалыч, я всегда был поклонником Вашего таланта, много лет. Всегда с удовольствием смотрю и эту передачу. И я желаю Вам прежде всего здоровья и в какой-то степени уверенности в завтрашнем дне. Живем мы тяжело, я согласен с Вами, но чуть-чуть получше. Я думаю, если мы все будем стараться говорить потихоньку, а сами делать больше, то жизнь будет становиться лучше. Здоровья Вам прежде всего и успехов!
Ж.: Спасибо. Что нам всегда мешало, и Виктор Владимирович тоже знает, то уверенность в завтрашнем дне. Мы настолько были уверены, что это будет скверный завтрашний день, мы настолько были уверены в этом… Я был уверен - я невыездной был, невыездным и буду, я стою в очереди, я и буду стоять в очереди, мне мешает цензура, мне и будет мешать цензура, лекарств нет, лекарств и не будет. Я был абсолютно уверен в завтрашнем дне. И вдруг всё сломалось и теперь появилось: во-первых лекарства. Если там появилось какое-то кардиологическое лекарство, оно и здесь есть. Поэтому мы сейчас должны подольше чуть жить. Меньше думать о жизни и больше жить. Брать от жизни всё - мне не нравится, мне хочется ей тоже что-то отдавать все-таки. Все-таки мы с Андреем и Виктор Владимирович и Ярцев наш, для меня большая честь, что он пришел, мы отдаем жизнь, это отдача, вы же нас слушаете. Это же не просто так, это всё накоплено и у меня сейчас выделяется на наших продуктах, на наших лекарствах. Я сейчас вон так держусь, ничего. Как машина на хорошем бензине.
Видео-вопрос: У меня к Вам такой вопрос. Мне часто предлагают выпить на заказах. Скажите пожалуйста, как лучше всего отказываться?
Ж.: Лучше всего отказываться знаете когда? После того, как выпьешь. И где-то вы должны сами нащупать и уже отказываться, отказываться, отказываться… А когда отказываешься сразу, производишь нехорошее впечатление на наших людей.
М.: На наш сайт приходят вопросы, которые бы мне в голову не пришли, несмотря на наше с Вами многолетнее общение. Например, Артем Грачев Вас спрашивает: "Скажите, почему на вопрос "как дела" русский отвечает ?потихоньку?, а американец - ?прекрасно??" Неужели у них всё так прекрасно, а у нас всё так потихоньку?
Ж.: Ну у нас действительно потихоньку. У них действительно получше. Американцы себе внушили, что всё хорошо, а мне кажется, что как внушишь, так и пойдет. Вот если бы мы внушили, так бы и пошло. Вот нам надо тоже внушить, Ну, конечно, надо еще научиться что-то для этого делать. Вот изготовление идеи у нас хромает. Это слово "хромает" я тащу еще из советского времени - никуда не годится, хреновое изготовление хорошей идеи. Нету исполнения. Вот эти все, которые кричат… Исполнители окружают нашу власть, но это не те, которые встанут к станку. Это те, которые побегут передать распоряжение. Что такое исполнитель: я распорядился - он побежал и сказал рабочему. А тот уже - не делает. Поэтому это спотыкается только вот здесь.
Вопрос: Здравствуйте, Михал Михалыч! Влюблена в Ваш портфель. Жду его появления на экране каждый раз с большим нетерпением. Мне иногда кажется, что он одушевлен и знает всё, что происходит вокруг. Если не секрет, расскажите его историю. С уважением и любовью - Лена, Санкт-Петербург.
Ж.: Просто отец мой ходил с этим портфелем по вызовам. Он был врач, хирург, седьмая поликлиника в Одессе. Он меня учил, что портфель для мужчины - это всё. Это было советское время. Советский человек в портфеле держал всё. Там подушка была на всякий случай - вдруг случится что-нибудь, какое-нибудь свидание приятное. Была бутылка коньяка. Особенно у командировочных людей, в портфеле была коробка конфет для секретарши. Были такие огромные портфели, с которыми ходили мужчины и там было всё. Квартир не было, гостиницу невозможно было найти и всё было в портфеле, где переночевать, где чего. Отец меня учил, что портфель должен быть маленьким, вот он маленький, для того, чтобы только бумаги. Вот это его портфель, с которым он ходил по вызовам, там были истории болезни. И сейчас. Только тогда это были истории настоящих болезней, а сейчас истории общественных, не знаю. Вот и все. Вот кто-то влюбился в этот портфель.
М.: Когда у меня в последнее время возникают какие-то тяжелые ситуации, я очень сильно ощущаю нехватку своего отца, который умер в 86-м году и понимаю, что у меня к нему огромное количество вопросов. Если бы Вам предоставилась возможность о чем-то спросить Вашего отца, о чем бы Вы спросили? Самое главное сегодня для Вас?
Ж.: А я все время пишу беседы с отцом. Я ему больше рассказываю сейчас, что со мной произошло, я ему рассказываю. Я пишу ему такие небольшие письма. Он ничего не отвечает. Иногда он мне рассказывает… Ну вот с точки зрения врача… А врач ближе всего к писательству. Потому что врач, это как Чехов, как Арканов, как Горин, это то, что приходит. Вот к тебе приходит больной и ты сразу, ты вынужден, ты понимаешь: а) его отличие от других людей, потому что каждый человек - это такая индивидуальность, его болезнь… И вот это старое врачебное правило - лечить больного - сразу дает тебе возможность понять его характер, чтобы избавить его от болезни.
Вопрос: Михал Михалыч, я вот никак не могу найти ответ на вопрос: вот мы, воспитывая детей, делаем их лучше или хуже?
М.: Замечательный вопрос, спасибо Вам большое.
Ж.: У меня есть, я недавно написал маленькие две фразы.
***
Испорченный ребенок вертел в руках испорченный телевизор. Кто кого испортил?
***
В общем, на Ваш вопрос ответить не могу. Вылечивая больного, мы делаем его здоровей? Не могу ответить. Вы видите, вопрос замечательный, потому что он развивается. Черт его знает. Вот сатира - оружие защиты или нападения? Не могу ответить. Не знаю. Вот так и вы, задали прекрасный вопрос. Вот это относится к разряду самых лучших вопросов, на которые нет ответа. Изумительный вопрос. Вот уже пришла пора мне написать такую штуку.
* * *
Самая редкая болезнь в России - беременность. Самая лучшая - склероз.
* * *
Вопреки мнению, возраст несет с собой много приятного. Это и неожиданные деньги в карманах. И новые туфли, обнаруженные на кухне в ящике для крупы. И неодеванная голубая сорочка за шкафом…
М.: Михал Михалыч, наша передача выходит пятого января, ну понятно, что начиная с 31 декабря по 13 января, хотя там есть дни, которые считаются рабочими и есть дни, которые считаются выходными, в общем все в основном из-за стола не встают, а если встают, то очень редко. Послезавтра Рождество. Нам с Вами принесли шампанское, я так понимаю, для того, чтобы Вы произнесли какой-нибудь тост, которым мы закончим передачу. То, что Вы считаете нужным, за что мы должны выпить сегодня, пятого января 2004 года.
Ж.: Я хочу парочку слов сказать перед этим о том, что все-таки Новый год…
С наступившим новым годом эта тяжелая жизнь сменила ту тяжелую жизнь, многие недовольны. Чувствую, мы можем добиться, чтобы снова была та тяжелая жизнь, чтобы снова добиваться этой. Ушедший год был хорошим для экономики, тяжелым для политики, трагическим для бизнеса и многообещающим для населения. То есть обещали практически все. Это был лучший по обещаниям год. Предлагаю надеяться на себя. Будем счастливы не сверху, а снизу……
***
Завтрак съешь сам, обед тоже съешь сам, ужин съешь так, чтобы враг не увидел, а ночь раздели с товарищем.
***
За Новый год! За подъем пресмыкающихся! За вскакивание лежащих! За упорство нерешительных! За общее движение к образованию и уму! И как только каждый будет доволен своим результатом, от общего результата будут счастливы все. Так я думаю…
Я хочу выпить за то, чтобы мы были вместе. За то, чтобы эта страна уже окончательно стала для нас Родиной, мы этого заслуживаем. За то, чтобы страна также переживала за нас, как мы переживаем за нее. Потому что все, что мы делаем, идет от этого, от нашего переживания за эту страну, за то, чтоб Георгий Александрович... Ведь казалось бы - при чем тут футбол? А футбол при том - когда прижали к стене, надо побеждать, всё, проигрывать уже невозможно - прижали к стене. Нам уже надо побеждать, он начал первый и сейчас мы идем за ним, нам тоже надо побеждать. Мы у стены, значит, куда бы мы ни сделали шаг, это будет вперед.
М.: Михал Михалыч, я не мог не встать после такого тоста, спасибо Вам за него. Мне остается только сказать, что программа "Дежурный по стране" прощается с вами на месяц.