М.: У нас сегодня первый эфир нового, 2005 года и, несмотря на такую новогоднюю обстановку, на ёлочки, мы должны начинать с очень серьезной темы, поскольку у нас нет выхода. Ющенко победил, надо говорить "в Украине". Ваш комментарий.
Ж.: Ужас. Вот я сам не люблю таких людей, которые комментируют. Я люблю тех, кто побеждает или проигрывает, ну то есть это нормальные люди. А вот такие паразиты, как я и как Андрей немного, они садятся и комментируют. Просто я очень рад за Украину, я рад за тех людей, которые там стояли, я рад за то, что они показали. Они, наверное, не получат того, чего они хотят, потому что я считаю, что нет того, чего мы хотим, есть только то, к чему мы можем приспособиться. Они не получат того, что они хотят, но они поняли, кто в доме хозяин - первый раз. И мы поняли, кто в доме хозяин. И когда чиновники показывали удостоверение толпе с тем, чтобы пройти на работу, для меня это было самое большое счастье, самый большой кайф. То, что хотят люди, в данном случае - это святое и не надо говорить, что Россия проиграла на Украине или Россия выиграла на Украине. Причем тут мы? Посмотри, у людей какие лица! Вот тебе награда за всё. Это их награда. В такой же стране, как наша. У них праздник. У нас были такие же лица тогда, когда Ельцин сказал, вот эти три паренька: "Простите меня, я не уберег вас". Я от этой фразы с ума сошел, я не мог больше слушать, я впервые в жизни слышал такую фразу - "простите меня, что я не уберег". Вот появилось первое живое - и мысль, и слово живое, и страна стала живой, это всё поднялось и ожило. Поэтому и люди, которые там без мата, они показали впервые, что бунт может быть не бессмысленным и не беспощадным. Я на этом закончу, вот это хорошая точка, да?
М.: Михал Михалыч, самая трагическая и грустная тема - это то, что случилось в Южной Азии и в общем здесь тот случай, когда комментировать в общем и нечего. Но вопрос, который у меня к Вам есть, это просто поразившая меня вещь, что когда это всё случилось, то на следующий день из российских аэродромов летели в Южную Азию наполненные туристами самолеты. В это время Греция организовывала самолеты, чтобы всех увезти. Причем их никто не заставлял, они ехали сами и я лично своими глазами видел по телевизору человека, который говорил, что: "Тридцать градусов жары лучше, чем тридцать градусов мороза и поэтому я никуда отсюда не уеду". Вот как Вам кажется, русского человека уже нельзя напугать вообще ничем? Он не пугается в принципе никогда уже?
Ж.: Родиной его можно испугать. Я сразу вспоминаю эту гениальную фразу: "Ты меня Родиной не пугай". Вот только Родиной можно его испугать. Да нет, я думаю, все боятся. Но наши люди боятся меньше, потому что меньше знают, потому что меньше понимают. Сколько раз я, ну вот и на операцию я ложился, и в самолете горел - и не боялся, потому что не понимал. Не понимал, что происходит. Вот сейчас понимаю, сейчас начинаю бояться. Поэтому они туда едут и действительно тридцать градусов. Но, по-моему, они уже все-таки возвращаются, там действительно, такая катастрофа. У нас действительно бывает иногда, что мы с вами, Андрей, начинаем и попадаем - передача выходит как раз тогда, когда у всех ужасное настроение. А записывается тогда, когда у всех хорошее настроение. И, действительно, люди спрашивают: "Да что же они - с ума сошли? Что они веселятся?" Но мы веселимся, потому что не знаем! Черт его знает, это же всё обман, это всё съемки, мы же сейчас снимаемся, аплодисменты уже тоже перестали быть добровольными, все кричат: "Аплодируй давай! Давай аплодируй!" Без вдохновения, без любви.
М.: Михал Михалыч, давайте спросим. Вот кто хочет аплодировать Жванецкому, аплодируйте сейчас добровольно. (Аплодисменты.) Сегодня первый раз будет такая вещь… У нас есть определенная структура у передачи, но просто есть один гость, который пришел полтора часа назад. Полтора часа этот человек, не последний человек в этой стране, ждал просто, чтобы увидеть Вас. И поэтому я бы хотел, чтобы этот человек сказал сейчас то, что он считает нужным и абсолютно вы можете ему не аплодировать. Сергей Юрский!
Юрский: Михал Михалыч, я смотрю на это начало, на эту вступительную часть, как перейти к юмору от той драмы, которую мы только что обсуждали. И я думаю, что я, Миша, твое творчество знаю почти с первых шагов. Мало того, я, по-моему, из посторонних - первый исполнитель произведений Михал Михалыча Жванецкого. И я тебе хочу сказать, что три вида юмора я вижу. Один: это когда всё говорится привычно - так, а я наоборот говорю. Ну, вот сейчас, например, переодеваются: мужчина одевается в женщину обязательно, женщина одевается в мужчину обязательно. Вот выворот и смеются люди, это юмор. Выворотные слова, ты этим владеешь очень хорошо тоже. Есть другой юмор, это когда наоборот, говорится то самое, что так и есть, только люди не смеют это сказать вслух, а человек говорит вслух, но ты этим тоже блистательно владеешь. Но есть третий юмор - когда человек говорит то, чего мы не видели. А он сказал и вдруг мы думаем: "Э-э-э, а ведь так и есть". И почему-то растягивается рот в улыбку не оттого, что это дуркование, а оттого, что это внезапно пришедшее прозрение - а ведь так и есть. Вот за эти вершины твоего юмора, которые иногда были смешными, а иногда очень печальными, я тебе бесконечно благодарен за многие годы того, что я наблюдаю, как зритель, и что я испытываю, как артист. Спасибо тебе за это. В новом году держись свободно, ты в порядке, Миша.
М.: Михал Михалыч, мне кажется, что после этого надо, чтобы Вы что-то почитали.
Ж.: Я с удовольствием.
* * *
Это чушь, всё внутри нас. На человека, пытающегося изменить жизнь переездом, так и смотри. Всё внутри. Не помещай своё безделье…
* * *
У меня еще есть одна "штучка" к Новому году, но я её прочту в конце, там посветлее немножко. Но эта тоже светлая. Печаль моя светла, печаль моя полна всеми нами.
* * *
Все мы творим до великого обыска. Разрешено - и свобода пошла, и пресса пошла, и митинги, и пародии. Деньги пошли. Разрешено! Мы на рельсы ложимся, голодовки объявляем…
* * *
М.: Теперь мы переходим к обсуждению политических вопросов. В прошлом месяце было заседание Правительства, посвященное положению с культурой. У нас никогда не обсуждается культура, всегда обсуждается положение с культурой, оно какое-то всегда особенное. Вот как Вам кажется, каково положение отечественной культуры?
Ж.: Вот все мы - достижение отечественной культуры. Причем, в этом зале, я думаю, это лучшая часть. Что я могу сказать на эту тему? Мне кажется, культура человеческая - это знания, это получение образования. Мне кажется, что даже сам процесс получения образования, даже в техническом вузе, как мой, когда ты сидишь среди таких, как ты и рядом кто-то умнее тебя, и впереди у доски стоит человек умней и образованней, ты проходишь через этот процесс, ты становишься другим, ты становишься чуть умней и для тебя жизнь - ты о жизни думаешь чаще, чем об одном дне из этой жизни. Не пройдя этот процесс, ты чаще думаешь об этом дне и почти не думаешь о жизни. Ты начинаешь видеть жизнь сверху, чуть выше. Ты уже начинаешь понимать (а сверху видно), что здесь - зло, здесь - добро, здесь - какое-то движение, то ли к добру, то ли к злу, и ты начинаешь это чувствовать, ты чуть поднимаешься. Я бы начал этот подъем от этой поверхности, где еда (вообще о еде нужно думать только во время еды), я бы начал движение этого подъема от учителей. Мне повезло, наверное, Сереже повезло, наверное, Юре повезло с учителями с детства, с учителями, учителя в школе - это осипший банальный крик. От учителей в школе, наверное, они делают этот первый процесс, когда ты понимаешь, что ты не умён, не знаешь ничего и ты смотришь на жизнь с точки зрения одного дня, они делают этот процесс шире и тебя чуть поднимает тогда. Вот начал бы с учителей в школе, потом с учителей в вузе и что бы я еще сделал - вот смотрите, идет телевизионная передача, всё время перебивают то, что нам показывают. Перебиваем сами себя. Вот как я. Допустим, мы смотрим передачу, мы смотрим фильм, перебили сами себя, показали рекламу - пейте пиво - на самом каком-то отчаянном месте, где он ее уже догнал и почти поцеловал - вдруг разрыв "пейте пиво "Клинское". Почему же такие перерывы не делать для того, чтобы сказать что-нибудь полезное? Всё равно мы уже привыкли, что всё это рвётся на куски - и вот сказать, вот только что, ну не весь же юмор располагается ниже пояса, ну вот тот был ничего, а вот этот, только что… Вот так же перебить. Или где-нибудь сказать "а правильно по-русски будет вот так", "а правильный закон гласит, что вот это". Закон физический, закон Ньютона. Кстати надо, чтобы был популярен не сам Ньютон, а закон Ньютона, тогда начинаешь становиться умней. Вот если будут такие перебивки, чтобы культура была не в отдельной "резервации", как "вот, переключите на канал "Культура", там вам всё скажут". Да никто ж не будет переключать. Нужно чтобы так, как они рекламу - очень тонко, рекламу - они же понимают, они вставляют туда, где смотрят. А культуру вставляют туда, где не смотрят. Так вот, если б и культуру туда. Вот кусочками - так, так, так, так. Как правильно говорить, как правильно поступить, как будет вкусно, какой будет правильный физический закон, когда закон земного тяготения, и Архимеда, и что-нибудь еще такое. Вот мне так кажется, чтоб мы все чуть оторвались от этих забот и чтоб, по крайней мере, возникло желание накормить друг друга, чтобы оторваться от земли. Я на этом закончил пока.
М.: У нас первая передача 2005 года и до сих пор, а всё-таки прошло уже довольно много времени с Нового года, люди подводят итоги года прошедшего. И мне бы хотелось, чтобы Вы, если это возможно, подвели итоги года как бы с трёх позиций: итог года для страны, для Вас и для Вашего сына.
Ж.: Итог… Ну какой итог? Ну, количество лет вы знаете. Митьке девять, мне намного больше. Ну, итог для него - я. Вообще, когда говорят, что дети - наше будущее, я страшно возражаю. Старики - наше будущее. Мы их видим, как они переползают дорогу, как они стоят на палках, как они в очереди - вот это ясное будущее, какое мы видим. А говорить "дети - наше будущее", это никогда не быть свидетелем этого будущего. Поэтому для моего сына итог - это я. Для нашей страны итоги… Это вы имеете в виде что? То, что мы в этом году как-то добились?
М.: Ну мы прожили… Я не знаю. Может быть какое-то настроение может быть итогом.
Ж.: Итоги уходящего - у меня настроение уходящее хорошее. Вот ушедшее у меня хорошее настроение. Я сейчас настолько "приподнят", увидев что… Я понял, кто бывает хозяином в доме - вот это хорошее. А последующий год - тот, который наступает, вызывает у меня тревогу, но я просто знаю, в какой стране мы живем. Я как-то чувствую немножко спиной - что-то происходит, когда мне говорят одно, а под столом руками делают что-то другое. Я смотрю: хорошее лицо. У меня был товарищ, Толик, в Одессе - профессиональный картежник. Он говорит: "Миша, твое лицо вызывает доверие. Давай я тебя научу". Я говорю: "Чему, Толя?" (А я-то знал - чему.) Он говорит: "Будем по поездам ездить, по такси". Твое лицо вызывает доверие, а руки твои я обучу. Вот так и будешь сидеть с лицом, и руками будешь делать всё, что нужно. Вот наша сегодняшняя жизнь немножко мне напоминает вот то, что он мне предлагал. Люди как-то зарабатывают, светя нам открытым лицом и хорошими глазами, но что там под столом - не знаю до сих пор. Поэтому итоги года, итоги последующего года, того, который наступил, для меня пока туманны и слегка тревожны. Черт его знает, ну я постараюсь, я буду скрашивать ваше настроение, я постараюсь изо всех сил. Хватит ли меня, чтоб заслонить - это называется "дежурный".
М.: В начале года и в конце года выбирают людей года. Вот, скажем, журнал "Тайм" назвал человеком года Буша. Европейцы назвали Рошаля, нашего врача. Журнал "Эксперт" назвал Михаила Фрадкова, а до этого называл Михаила Ходорковского и Абрамовича. Я вас не буду спрашивать про человека года, мне захотелось Вас спросить вот о чем: вот человек года - это кто? Это человек, который должен что сделать, чтобы стать человеком года?
Ж.: Вот если вы спрашиваете меня о премьер-министре, я говорю не как сатирик. Вот этот вопрос "это кто" - меня давно тревожит. Просто очень многие люди взирают на него с симпатией, только не понимают - за что. И я тоже, я с удовольствием, конечно. Но вот когда так - за какие-то секретные достижения - так может быть и держать в секрете этого человека до конца? В принципе, человеком года кого бы я назвал?
М.: Ну, если у Вас есть, то конечно…
Ж.: У меня нет. Ругань года - я бы мог сказать, что это Киркоров, допустим. Женщина года и всех предыдущих и последующих - это Алла Борисовна Пугачева, это абсолютно железно. Радость года - может быть, это пресс-конференция нашего президента Владимира Владимировича.
М.: Я думаю, что я поступил неправильно, потому что Виктор Лошак, журналист, которого я чрезвычайно уважаю, хотел задать вопрос, я ему не дал. Это неправильно.
Ж.: Это неправильно.
М.: Поэтому, Виктор Григорьевич, если Вы хотите…
В.Лошак: Дорогой Миша! Много лет назад, когда я служил фельетонистом в Одессе, мы все тебе страшно завидовали, потому что ты первый из нас "отступил" с Украины сначала в Ленинград, а потом в Москву. Мой вопрос в том: не придется ли сейчас отступать обратно?
Ж.: Мы, когда решаем отступать - всегда поздно. Когда решаем наступать - всегда рано. То есть мы не можем попасть вовремя. Но я так считаю, что уж как мы живем здесь, так и будем жить. Уж если мы не эмигрировали, если мы не сбежали тогда, когда бежали все, захваченные чудовищным потоком. У Резо Габриадзе есть чудное прекрасное описание весны: "весна, вода - это напоминает нашу эмиграцию". Вода течет, ручьи текут и камешки мелкие начинают мчаться вместе с потоком воды, мчатся- мчатся-мчатся и только большой камень сидит-сидит-сидит и так его подмывает, но он сидит-сидит-сидит, его подбивает снизу, но он сидит - вдруг кто-то ударил и он полетел быстрей всех остальных, куда-то умчался вперед - это весна настоящая. Ответить на вопрос Вити Лошака - конечно, может и такое быть. Я же говорю, тревожное ощущение. Не хочется на эту тему… Я думаю: а вдруг там наверху знают больше нас? А вдруг им видней? У нас тоже было такое ощущение - вот советская власть кончится и тогда достанут из запасников такие фильмы, такие романы, такие книги. Ведь все знают больше нас, такие приказы пойдут. Люди, которые займут эти места наверху такое будут… Опять заняли другие люди места и в запасниках ничего не оказалось и эти не знают ничего больше нас. Никто больше нас не знает. Мы, вот эти люди, которые стояли в Киеве на площади, знают больше, чем те, кто показывал им удостоверения, чтобы пройти. Поэтому - мы с вами знаем это всё. Я замолчал пока.
* * *
Читает произведение "Не стоит". (Не стоит брать по сто грамм водочки…)
* * *
Самое мерзкое чувство - чувство благодарности. Приходится его чувствовать, приходится благодарить. Ну действительно - тебе подарили, тебе посвятили, для тебя работали и привезли…
М.: Михал Михалыч, теперь я хочу обратиться к залу, у нас сегодня очень много почетных гостей. Не так много спортсменов, которых называют по праву "великими". И такая спортсменка, безусловно, Ирина Роднина.
Ж.: Вот без льда её и не узнаешь. Это называется "лёд в наших сердцах останется навсегда".
Роднина: Вы знаете, у меня нет вопроса, потому что, честно говоря, я не люблю большинство вопросов, которые задаются. Извините, вот я так привыкла, всё время в нашей стране считали спортсменов дураками, но я считаю, что половина журналистов - двоечники рядом с теми результатами, которые показывают наши спортсмены. Я просто, Михал Михалыч, счастлива, что я в этой жизни с Вами познакомилась. И когда-то очень давно, больше двух десятилетий назад, мне даже разрешили один раз донести Ваш портфельчик, я удостоилась такой чести и я должна сказать - будьте здоровы, потому что Вы нам очень нужны и мы будем всё время ждать Ваше дежурство по стране.
Ж.: А я хочу сказать… Ну вы знаете, как страна была перекормлена же фигурным катанием… Но благодаря Ире, благодаря Тане Тарасовой, я приходил туда, я ставил бутылку шампанского на лёд… Они с Сашей Зайцевым катались - то она подъезжала и говорила: "Я убью его", то он подъезжает и говорит: "Я сейчас её убью". И вот я слушал все это, потому что они были так утомлены, это была страшная штука и потом они еще должны были возвращаться вместе домой. И дома быть друг с другом. Вот это был самый великий подвиг. Если бы здесь сейчас стояла моя жена, я бы эту передачу прекратил мгновенно, потому что можно только прийти домой (а она там совсем другим делом занимается) и ты с таким счастьем приходишь - там другая свежая женщина, она другая, она не ты. Но здесь с ней, там с ней, потом опять здесь с ней, потом опять там с ней - вот такой подвиг, который, просто невозможно. Так что вот, кто сидит перед нами, извините меня.
Роднина: Мне как-то сказали: "Ирочка, не шути. Лучше пусть это делает Зайцев". Потому что мне кажется, что юмор и женщина - более тяжелое сочетание. Но когда Зайцева спрашивали: "А вот почему ты с Родниной?" Он говорил: "Вы знаете, из всех зол выбрал самое маленькое".
М.: Редкий случай, когда в нашей передаче так много замечательных журналистов - Юрий Черниченко.
Черниченко: Михал Михалыч, вот мы начали разговор среди несчастий, своих и чужих, о цунами заговорили. Кого бы Жванецкий спасал в первую очередь - поименно, пофамильно, если бы цунами было бы в Москве.
Ж.: Видите, какой вопрос сложнейший. За кого бы я отдал жизнь…
Черниченко: Не говоря о Кремле, о Кремлевской начинке…
Ж.: Да, мы сейчас не будем говорить о власти, вообще их надо отодвинуть, кто-то их спасет. Конечно, ребенка, конечно. Когда у меня угоняли машину, на меня напали четверо, я впервые в жизни почувствовал главное (это было около дачи в Серебряном бору, где была Наташа с ребенком, а я был на улице). Главная мысль у меня была - отогнать подальше от этого дома. Клянусь, никогда со мной такого не было. И вот когда отъехали, мне стало спокойней, я успокоился.
Клара Новикова: Ну, во-первых, Михал Михалыча я знаю уже очень давно и мы так много лет рядом, что те вопросы, которые я хочу задавать, я задаю там, где мы вместе существуем. У нас такой театр миниатюр, в котором есть Роман Карцев, я и Михал Михалыч, на которого я смотрю всегда с восхищением.
Ж.: Мы оба смотрим друг на друга с восхищением и говорим об этом одновременно.
Клара Новикова: Я обожаю его совершенно, я в Вас люблю всё. Я знаю, что в Вас есть и хорошее и разное, но я люблю в Вас всё, как и в каждом.
Ж.: Хорошее и разное - это сказано уже хорошо. А теперь переходим к разному.
Клара Новикова: Я даже не знаю, это вопрос или не вопрос. Я понимаю, что мы Вас все догоняем, когда Вы что-то рассказываете, когда Вы что-то читаете - мы Вас догоняем. С какой скоростью Вы ездите?
Ж.: Вопрос замечательный. Я не езжу, это скорость мысли. Вы знаете, вот что я могу сказать. Я слушал вчера по "Эху Москвы" политиков. Как я им завидую, как они гладко красиво говорят - все. Рогозин - я не знал, что это он, хороший язык, гладко совершенно говорит, единственное что - не скажу, что бессмысленно, но и не скажу, что там есть какая-то мысль. Эта мысль не сталкивается с этой мыслью. Поэтому, Кларочка, это не скорость, это просто мышление. Это мышление. И поэтому, нет мыслей - сиди спокойно. Ну сиди спокойно, молчи, ну чего ты засыпаешь нас словами. Если ты начал говорить - ты вошел в лабораторию, ты вошел, как ученый в лабораторию. Изволь сделать хоть какое-то открытие, хоть какое-то. И тогда закрой лабораторию и выйди и скажи: "Передача окончена". А вот так вот сидеть, я тебя слушаю полтора часа и не могу понять, о чём ты говоришь… То есть я понимаю прекрасно, но это настолько, ну как снег идет, вот падает-падает-падает. Слова тают некоторые, некоторые не тают, ничего не остается за душой. Вот, Клара, я наверное ответил. У меня сегодня нет такого блеска в настроении, я как-то не могу шутить. Сегодня не идёт. Всё, вот не идет и всё, поэтому сиди спокойно. Я вам показываю, как есть. Не идет, а жалко.
Клара Новикова: Замечательно всё идет, Вы сегодня философствуете, Вы сегодня размышляете и очень интересно. Я вижу Ваши листочки. Я вижу иногда Ваши листочки. И я вижу, как размашисто одно слово на одном листочке. Я думаю, как же это целая мысль вот одним словом уместилась на одном листе. И вот как-то вкривь вкось Вы записали, значит, она как-то родилась и Вы быстро куда-то её записали. Как это быстро, вот что это происходит, как это возникает, я же тоже так думаю, но я так не умею.
Ж.: А тебе и не надо. Вот я пишу:
* * *
Что за слово "переспал"? Что за язык? Бежал-бежал и переспал?..
* * *
В общем, они довели до полного совпадения диаметр шампура и шашлыка…
* * *
Холодная женщина - это не вчерашний суп, ее не подогреешь.
* * *
Единственное, что я никогда не знаю, что смешно, что нет. Поэтому я не могу предвидеть, поэтому я часто тычусь туда-сюда, туда-сюда, а когда я уже понял, что смешно, я уже собираю.
* * *
Беда в том, мужчины, что мы женимся либо на худших из лучших, либо на лучших из худших.
* * *
Вот вы, когда думаете о нашей жизни, попытайтесь поделить сорок на восемнадцать. Не делится совершенно и жутко.
* * *
М.: Спасибо большое, время нашей передачи подошло к концу, мы встретимся с "Дежурным по стране" Михаилом Жванецкий на канале "Россия" ровно через месяц. Всего доброго, до свидания.