Максимов: Добрый вечер! Михал Михалыч, всё понятно с первым вопросом, мы выходим первого мая и уже не будет эфира перед девятым мая, перед нашим самым великим праздником, поэтому я считаю, будет правильным, если Вы начнете с поздравления тому, кого Вы считаете нужным поздравить в этот день.
Ж.: Я помню этот праздник. Он для меня действительно самый светлый.
* * *
Я помню этот праздник в Москве. Светлый праздник свободных людей. Праздник победителей чужой диктатуры, не представляющих, что своя так быстро очнется. Но мы же были у нее внутри…
* * *
В принципе, мои личные впечатления от этой войны - мы стали побеждать, когда стали профессионалами. Когда началась настоящая игра. Когда в поддавки играли, вот ушло, мы стали играть в шахматы, а в шахматы нас не победить. В шахматы мы играем очень здорово. Когда погибли те мальчики, о которых пел Окуджава, которые первые вышли, когда интуицией, по звуку, мы определяли расстояние, когда мы определяли по интуиции время наступления, когда в области интуиции все стали профессионалами, когда расстегнули воротнички, когда перестали бояться своих, тех, кто сзади, а чужих-то мы давно не боялись, когда перестали бояться своих - стали побеждать и стало совершенно… Еще, конечно, время преобразовалось в расстояние. Расстояние во время - кажется так. Россия - огромная страна, здесь увязли все, на этом бездорожье, отсюда выбраться невозможно, в том числе и тем, кто здесь живет. Эти уже - навсегда застряли. Те хоть иногда приходят, гибнут, часть удирает, часть остается здесь, влюбляется в нас. Все, кто был, кого мы побеждали - влюбились в нас. И мы очень полюбили Германию. Мы же сейчас любим Германию больше всех, именно потому, что мы знаем, как ее победить и потому что мы ее побеждали… И если опять нападет - опять победим - мы это знаем и ввиду того, что мы это все знаем, мы их любим, как детей.
* * *
М.: Был еще один праздник, я говорю "был", потому что мы выходим третьего мая, первое мая - День солидарности трудящихся. Я у Вас хотел спросить, чтобы знать на будущее, кто такой "трудящийся" сегодня? Чтобы знать, кого поздравлять. Вот, например, олигархи - это трудящиеся? Писатели? Вот кто такой "трудящийся" в 2005 году?
Ж.: Мы все что говорили? Что социализм - это труд, это процесс. Капитализм - это результат. Как мне кажется, капитализм продает результат труда, социализм результат труда не интересует. На этом ничего не построишь. У меня опыт такой на Украине: все перебирают помидоры. Туда отправляется интеллигенция, студенты… Огромная куча помидоров - кто-то до нас собрал, и мы из этой огромной кучи выбираем спелые и перебрасываем через плечо. Гнилые помидоры остаются, образуется куча поменьше. Но ее никто не вывозит, эту кучу. Потом приезжает другая огромная толпа ученых и профессоров, они уже садятся возле этой кучи, которая поменьше и всё бросают в направлении города, туда. Никто всё равно не вывозит. И последний переброс - на овощной базе, вы это знаете. Там уже садятся профессора вузов и перебирают по-настоящему: это в сторону, это - сюда… И последний перебор - в магазине уже наши мамы перебирают… Это был процесс. Потом грянуло вот это новое время, люди стали интересоваться результатом. То есть если ты, Гриша, не спал или не ел, ты вкалываешь, то в принципе, уже никого не интересует, сколько ты вкалывал. Никого не интересует. Ты что-нибудь продаешь? Ты что-нибудь привез? Ты что-нибудь выставил? Ты что-нибудь создал? Короче, ты что-нибудь можешь продать? Вот если ты говоришь, что не спал ночью и произвел продукт и у тебя его никто не купил - значит, он никому не нужен. Значит ты, Григорий, иди домой, думай, как тебе что-то сделать. Либо ты должен узнать у людей, что им нужно, тогда попытайся сделать то, что им нужно. Либо может у тебя еще лучше получится, и ты сделаешь лучше, чем то, что им нужно. Вот я сегодня прочел на креме для бритья надпись - "наслаждайтесь". "Вотрите, побрейтесь и наслаждайтесь" - кайф кто-то сделал результатом этого труда. Вот если Гриша создаст такой продукт - это первый этап. Гриша - трудящийся. Гриша потом кого-то наймет. Гриша продаст, Гриша получит деньги, то есть он добьется успеха. Но потом начнется самое главное - то, что касается всех нас - этот Григорий, он не получит звезду, он сможет купить дом, сможет купить машину, но самое главное - он будет заинтересован, чтобы у нас были деньги, чтоб мы это всё покупали у него. В этом весь ужас и вся простота этой системы. Вот поэтому я думаю, что настоящий трудящийся - тот, который пока выкачивает то, что под нами, он не трудящийся, это мы видим.
М.: Михал Михалыч, Вы всё так замечательно описали тут, Вы так хорошо сказали "и он будет заинтересован, чтобы мы все разбогатели" - почему вот на этом этапе что-то ломается, и он почему-то не заинтересован? В чем дело? Почему этот Ваш условный Гриша, живущий в России…
Ж.: Сейчас я встану и дам ответ. Не знаю! Теория очень стройная. Почему она у нас не работает - не знаю!
М.: Переходим к президенту. Президент подписал указ об Общественной палате…
Ж.: Почему вы всё время переходите к президенту?
М.: А он всё время что-то делает в отчетный период…
Ж.: Да… Вы тоже заметили? Он спортивный, молодой, он всё время что-то делает и мы всё время должны это как-то отмечать…
М.: Один популярный журнал провел опрос среди своих читателей - кого бы они хотели видеть членами Общественной палаты? Одно из первых мест занял Саша Белый, герой "Бригады", не артист Безруков, я подчеркиваю, а Саша Белый. Там еще была Земфира, Никита Михалков и Вы, Михал Михалыч, тоже народом называетесь как возможный член Общественной палаты. В связи с этим у меня к Вам вопрос первый: пойдете ли Вы в Общественную палату и второй - кого Вы с собой возьмете, если пойдете? А если не пойдете, кого Вы порекомендуете?
Ж.: Если Саша Белый - герой "Бригады", то я порекомендую Печорина, Жеглова, кого еще… Капитана Тушина из "Войны и мира". Я порекомендую хороших людей туда.
М.: А Вы? А сами?
Ж.: Нет, сам я не пойду. Я не знаю, что такое Общественная палата. Просто не знаю. Вы знаете, я ногой могу вступить во что-то, чего я не знаю… И тоже потом страдаешь-страдаешь, страдаешь-страдаешь… И другие страдают и я страдаю… Ну вот это я еще могу случайно попасть, но если я не знаю… Ну я хочу знать, что такое Общественная палата, какой номер у этой палаты… В чем она состоит? Это палата, где назначенные встречаются с рекомендованными. У нас же сейчас избранных нет, есть назначенные, есть рекомендованные. Нет, я этот период прошел. Собственно говоря, мне достаточно вот когда собирается такое количество людей, все так смотрят на меня… Однажды на "Эхе Москвы" сели две тетки, нет, одна тетка, потом сел Тамразов и вел Ганапольский. Они так прямо и спросили про эту передачу, про нашу с вами: "Почему они с таким обожанием на Вас смотрят?" И я был в тупике. Действительно, что я могу сказать - почему? "Вас это как-то не тревожит? Вам не хочется это как-то прекратить?" Я сказал - нет. И больше собственно ничего не мог сказать, не действительно, что я мог сказать? Но вопрос был поставлен именно так - "в лоб". О чем мы говорили?
М.: Я хотел Вас спросить в этой ситуации - а как же мы? Вот ведь если Вы не хотите идти в Общественную палату, и никто не хочет из серьезных людей. А как же мы - люди, чьи интересы Вы должны защищать?
Ж.: У меня уже было несколько таких случаев. Например, уговаривали идти в Комитет по присуждению Государственных премий. Уговаривали, уговаривали - я согласился. Все исчезли! То ли они не успели согласовать. В общем, я стал думать: "Там против меня…" Зачем это всё мне нужно? Не смогу понять никогда. Кроме того, я не очень предсказуемый. У меня вот эти рывки - вскочил, что-то забыл, куда-то побежал… Вот откуда образуется вот этот темперамент - а чтоб не забыть. Это не темперамент, это склероз. А там нужно быть предсказуемым человеком. Там надо, если тебя укололи, чтобы ты через две минуты охнул. Вот что-то в буфете поел и куда-то сходил, все знают, куда. Всё должно быть предсказуемо. А если один вдруг забастовал, начал нести чепуху - зачем это нужно. Я понимаю, я непредсказуемый человек. И со мной так: я пару кандидатов в депутаты Думы поддерживал, еще при Ельцине, когда всё это было легко, еще можно было поддерживать - их не избрали.
М.: В связи с тем, что Вы сказали, не могу Вас не спросить, Путин выступил с обращением…
Ж.: А вы не хотите опуститься немножко ниже?
М.: Нет, пока нет. Потому что для меня и для всех людей, которые работают на телевидении, это вопрос важный. Путин выступил перед Федеральным собранием и призвал телевизионщиков к свободе, сказав, что на телевидении должна быть свобода. И сказал, что Общественная палата, в которую Вы не хотите идти, она и будет следить за свободой на телевидении. У меня к Вам вопрос: что из этого получится?
Ж.: Я считаю, что журналистам можно приказать быть свободными. Только не надо отменять этот приказ. Надо долго-долго держать этот приказ, постепенно-постепенно-постепенно… Что мне говорит режиссер Левитин или кто-то еще? "Миша, как я тебе завидую, ты свободный человек". Вот почему-то я оказался свободным человеком. Мы все - тоже свободные люди. Чего мы добились за это время? Слушатели, которые приходят слушать меня, свободнее меня. Свобода - это когда взлетает всё. Стих, кусок прозы, самолет, идея - всё отрывается от земли и улетает наверх. Замысел - всё это должно уходить наверх. Вот это свобода. Вот начинается всё здесь и уходит всё наверх. Наверное, настоящая свобода в этом и заключается, чтобы не ходить среди всех, не вертеться между рельсами, а взять и взмыть. И я на этом закончил тот вопрос.
М.: Возникла новая молодежная организация под лозунгом "Свобода и справедливость", она называется "Наши". И они будут бороться с проявлениями экстремизма, фашизма и так далее. Я знаю, что у Вас сын. Вот Вы бы его отдали в эту молодежную организацию?
Ж.: Приятно, конечно, что они борются с тем, что нам так ненавистно, но я сына бы не отдал. То есть это выбор его, я думаю, что они уже в таком возрасте, когда они выбирают сами и он выберет сам. Я бы избрал что-нибудь более творческое и более спортивное, а может быть - вместе. Я давно хотел сказать что-нибудь о дедовщине, пару слов. Они борются с этим? Я думаю, что дедовщина, как в каждой тюрьме, тайно поощряется офицерами. Это значит что, вы, старослужащие солдаты, снимаете с меня дикую заботу о дисциплине, о том, чтобы обломать рога этому молодому парню, который еще со свободы пришел и не понимает, что "здесь не гражданщина, здесь военщина, товарищ Жиманюцкий"! Как военком кричал: "А если война, где вас искать?" Я говорил: "Начинайте, я подъеду!" Армия, с одной стороны, кажется очень тупой, на самом деле, там очень хороший юмор. Но офицеры сбрасывают на старослужащих солдат всю грязную работу по наведению дисциплины, по запугиванию. Они видимо, как вертухаи, выбирают пахана и создают ему какие-то условия, а он уже избивает остальных, так вот видимо и в армии происходит эта дедовщина с тем, чтобы умыть руки, чтобы отойти в сторону. Это раб создает раба и тот раб уже из живого человека делает раба, вот на этом построено. Так вот примерно я сошел на нет… "Как Вас подстричь? - На "нет", пожалуйста…"
М.: У меня такой вопрос и одновременно… Но это вопрос… Хотя это одновременно…
Ж.: И одновременно ответ.
М.: Нет, одновременно объявление. Пятого июня в зале Чайковского у Вас будет вечер…
Ж.: Ой, точно…
М.: Он называется "Концерт № 3" и так получается, что это как бы "концерт № 3 для Жванецкого с залом Чайковского". Ну такое музыкальное произведение, можно сказать. Вот какого жанра это музыкальное произведение? Симфония? Марш?
Ж.: Нет.
М.: А что?
Ж.: Текст. Такая вот литература. Литературочка. То, что я пишу, я читаю вслух. Отчего вызываю поток оскорблений, что мол "это не литература". Хотя я читаю по написанному. Если это вызывает интерес при произнесении вслух, то может быть когда-нибудь, может быть, когда меня не станет, это будет вызывать интерес и при прочтении. Поэтому "Концерт № 3" я говорю потому, потому что это новая программа, а назвать ее как-то определенно я не могу, потому что она опять составлена. И это такой концерт, как у композиторов, мне нравится название - концерт № 3, концерт № 5… Вот, значит, у меня это концерт № 3. Раньше был концерт № 2. Долгое время я исполнял концерт № 1, это было на протяжении всей советской власти - это был концерт № 1. Со всеми вытекающими последствиями. Может быть, в чем-то музыкальность есть, как мне кажется. Я больше не буду ничего говорить, кто захочет, тот сам в этом убедится.
М.: Мы сегодня очень много говорим про Германию почему-то. Немецкие ученые сделали вывод, который мне лично очень приятен, думаю, и Вам он будет приятен, поэтому я хочу его озвучить. Они провели серьезное исследование и выяснили, что полные мужчины гораздо более верные мужья, чем худые. В основном изменяют худые. Мне лично было очень приятно это услышать. А как Вы бы могли это прокомментировать?
Ж.: Андрей Маркович хочет, чтобы я доказал его верность его же полнотой. Или свою. Это называется - получить два удовольствия. И полнеть и… И второе удовольствие тоже. И потом сказать, дескать - ну как же, я полный, поэтому я не изменяю… Можно, прочту одну вещичку?
* * *
Мы шли с моим знакомым, хозяином ресторана, по двору, тут из трех девиц, колебавшихся на бревне, одна изумилась:
- Яша!
- Т-с-с, тихо!
- Яша!
- Тихо, тебе говорят, я с женой, тихо.
Жена:
- Это кто?...
* * *
Он подсел к столику, где сидела симпатичная одинокая девушка над чашечкой кофе. Он был примерно моего возраста…
* * *
Слушайте, пишу я о животных. Вот мы вчетвером живем: я, Наташа, Митька и кошка Фелиция. Она была Феликсом. Когда мы заглядывали - она была Феликс. Потом пришли люди знающие, заглянули, сказали - это Фелиция. И я стал писать. Ну, я уже в каких-то передачах что-то читал, по-моему, ну, не важно. И сейчас вот это новое.
* * *
Тихон, Тишка - огромный черный грязный одесский кот с нежнейшим голоском. И Фелиция, москвичка, с белым носиком, белыми лапками, чистенькая, ароматная. Её берут в Одессу на лето. Тихон - местный некастрированный бабник, кот со стальными нервами. Даже присутствие чужого рыжего Аркадия его не волнует. Он влюблен в холодильник, трется возле него, нежно мяучет: "Давайте заглянем на секундочку… На секундочку…"
* * *
М.: Сейчас начинаются вопросы от зрителей. Они из нескольких источников к нам поступают. Один из этих источников - мы записываем вопросы к Вам на улице. И сейчас мы увидим первый видео-вопрос:
Вопрос: Здравствуйте, меня зовут Дима. Как Вы считаете, существует ли грешная любовь? И что для Вас хуже: грешная любовь или жизнь без греха? Ну или без любви?
Ж.: Конечно, грешная любовь. Конечно… Как можно без греха и без любви? И вообще… Это сложнейшее понятие "греха"… И в то же время без греха невозможно, я не представляю, что бы я написал, если бы я был безгрешен. Наверное, чистый человек… Вот это его выражение удивления… Он удивляется, он настолько непоколебим в том, во что он верит, что он не может лгать и он практически не может дружить - он слишком чист. И с ним невозможно дружить. Дружба - это совместное действие, а что же вы - никуда не пойдете? Что же вы - ни с кем не познакомитесь? Путь знакомства с женщиной - это всегда легкая реклама, связанная с небольшим обманом, с чем-то таким вот, когда ты идешь сзади, ты можешь плести любую чушь, потому что она знает, что ты говоришь о другом! Ты говоришь как бы, внутренне… Как кот Тихон и Фелиция. "Как бы я хотел с Вами познакомиться, вот как бы я хотел с Вами познакомиться на предмет…" И там многоточие, многоточие, многоточие… После самого бурного знакомства никто никогда не спрашивает: "А где же кино? А где же там это всё…" Они это прекрасно понимают. Что тут грешного, что тут безгрешного? Не знаю. А чистый человек этого не допустит, для него любая ложь - это неправильно. Но если просто говорить о том, что такое хороший, очень хороший человек, это то, что мы сейчас теряем… Ну, мы видели похороны папы римского… Мы видели, сколько миллионов людей пришло… Что меня потрясло - аплодисменты. Когда раздалась весть о его кончине, площадь зааплодировала. Они умнее нас, они цивилизованнее нас, никто не рыдал, не рвал на себе волосы, никто не плакал - все стояли и аплодировали. Это было так печально, так нежно, так трогательно и так красиво - площадь аплодировала. Вот у Достоевского есть такие старцы. Как мне кажется: в чем жизнь такого человека? Чистота средств. Не чистота цели, какой мы жили многие годы. Вот цель - дать бедным, дать пролетариату… И во имя этой цели вокруг всё, что угодно было, лагеря… Чистота средств! Вот если есть чистота средств, без цели - это жизнь твоя прекрасна. Но ты не можешь никому ее навязать.
М.: У нас еще есть вопросы из Интернета. К нам можно посылать вопросы на сайт Российского телевидения, который вы сейчас видите на экране. Я задам Вам один вопрос от девушки по имени Наташа. Мне понравился вопрос. "Как Вы думаете, Михал Михалыч, сомнения созидательны или разрушительны?"
Ж.: Гениальный вопрос. Сомнения, конечно, созидательны. До определенной точки. Пока мы находимся в процессе создания самолета, надо всё время сомневаться. Как только мы его создали, мы построили, он должен взлететь - всё, сомнения разрушительны. Вот каким бы он ни был - он должен взлететь.
М.: А это относится к творчеству?
Ж.: Это относится к военной науке.
М.: Вот пока пишите - сомневаетесь, а потом уже нет? Или нет?
Ж.: Когда пишу - нет. Да я пишу сомнения свои! И это делает человека честным. Он пишет и "за" и "против". Он слышит, он чувствует. Он высмеивает в ком-то фальшь, но он должен это чувствовать, что он сам состоит из этого. Он чью-то ложь не переносит, но сам состоит из этого. Поэтому вот эти сомнения. Но когда уже напечатано, когда ты уже набрал на компьютере - всё! Отойди в сторону. Дальше пусть люди судят. Сомнений нет. С пением! Меня всегда тянуло петь. Всегда хотелось петь. И я внутри всё время пою. Но все-таки вы должны быть мне глубоко благодарны, что я почти не выпускаю это всё наружу.
М.: Поскольку Вы закончили темой про пение, я думаю, что разумно и логично перейти, чтобы первый выступил человек, который очень хорошо умеет петь и об этом знают все - Тамара Гверцетели.
Гверцетели: У меня к Михал Михалычу вопросов нет, я просто 5 июня приду на концерт.
Ж.: Кстати, концерт - это совсем другое. Там, может быть, нет такой живости, но зато есть, как ни странно, много музыки. Всё, я замолкаю.
М.: Но, поскольку всё время идет про музыку и еще так рядом сидят - Георгий Гаранян!
Гаранян: А у меня вопрос есть. Мало того, я этот вопрос холю и лелею очень давно, я его задавал многим людям - ноль. Вот я надеюсь, что Вы с Вашими метаниями, вот Вы точно ответите. Михал Михалыч, вот я человек немолодой, я привык к тому, что всю жизнь мы что-нибудь строим. Начали с коммунизма, потом как-то плавно свалились в социализм, в развитой социализм, потом там был такой истерический выкрик, что к 80-му году все будут жить при коммунизме и в отдельных квартирах. Помните, да? А сейчас вот мы что делаем? Мы что-нибудь строим? И вообще - надо ли строить? Вот Андрей с его вопросами, Тамара с песнями, Вы с ответами, я со своим джазом, народ, который приломился сюда… Надо ли нам строить?
Ж.: Отвечаю. Строить ничего не надо. Надо крышку снять. Мы там все сидим, под крышкой. Вот когда крышку захлопнут - мы там что-то строим, строим, строим. И ни черта нет. Вот открыли - там ничего нет. Всё время крики: "Строим! Строим!" Открыли - ничего нет. Ничего особенного не построили. Открыть крышку - это значит предоставить людей самим себе, когда свобода, она не нуждается ни в каком строительстве, надо только заасфальтировать тропки. Это же не я придумал. Тропки, по которым ходят люди. Всё делают отдельные люди. Это такая прекрасная жизнь, когда отдельный человек, борясь за свое благосостояние, получается, что он строит страну. Просто борясь за свое состояние. Вот мне кажется, что это должно происходить. Я замолкаю.
М.: Я предоставлю слово актрисе, я перед ней ужасно робею, я даже не знаю, почему. Причем мы знакомы, даже на "ты", но я робею. Татьяна Друбич!
Друбич: У меня к Вам, Михал Михалыч, тысяча вопросов. Я понимаю Андрея, ему нравится задавать Вам вопросы и мне тоже всегда хочется задавать Вам вопросы. Я помню цитату из одного Вашего текста, может быть, не совсем точно - "сначала были долго правы те, которые уехали, потом недолго были правы те, которые остались". Вот в Вашей схеме, что бы Вы сейчас продолжили?
Ж.: Я считаю, что правы и те и другие. Это железно? Да, Веня? Ты же помнишь. Когда мы встречаемся: те, кто уехал и те, кто остался, вы знаете - нет счастья ни в тех, ни в тех глазах. Встречаются люди, эмигрировавшие в Германию, встречаются люди, живущие здесь - нет счастья. Есть большие животы (у тех, кто уехал в Германию), то есть они наелись. Там скучная, но сытая жизнь. Здесь - скучная, но голодная. Иногда здесь голодная, но нескучная. Здесь есть свои большие достоинства, то какие-то потрясения, то выборы. Но счастья нет ни в тех, ни в тех глазах. Нет! Нам надо оставаться здесь, потому что нам эта страна никогда не скажет: "Оставайтесь!"
М.: Михал Михалыч, я наконец-то могу предоставить слово человеку, к которому Вы обращались на протяжении всей передачи. Вениамин Смехов!
Смехов: Мишенька, я очень хотел раствориться, я счастливый ученик таких людей, как ты, как Юра Визбор, как Петя Фоменко, я называю тех, кто с тех пор мне близок и дорог. Спасибо, что ты есть и, как добавлял Гердт - "и пить". Я притащил книжку, которая сегодня оказалась уникальной. Это книга, которую оформил Саша Боровский, которую ты нам с Галочкой подарил в день своего рождения, в свои пятьдесят лет. И это пятидесятилетие было запрещено. Вот я хочу тебя спросить, когда же ты лучше себя чувствуешь, как автор, как создатель?
Ж.: Конечно, у меня был очень длинный период (перед всеми извиняюсь), когда я поверил в то… Я настолько был рад, что мы отошли от прошлого, что мне нравилось всё. Мне нравилось всё, что происходит. Я был этому рад. И это не давало возможность писать, не давало возможность быть острым, язвительным, потому что мне нравилось всё, я настолько был рад, что я ушел из этой унизительности, от этих бесконечных разборов на партбюро, на комсомоле, из-за каждого слова, из-за каждой запятой, вот в такие времена мы с Веней и встречались. Это были изумительные капустники в театре на Таганке. Мы делали на сцене всё, что хотели. Черт возьми, не могу сказать, что счастливое было время! Это было время, когда мы были счастливы. Всё, я замолкаю. Позвольте зачитать что-то заключительное.
* * *
И видится ему из космоса живописная картина. Где-то посредине стоит скалой хорошая жизнь. И подбираются к ней с разных сторон какие-то люди…
* * *
М.: На этой лирической ноте мы заканчиваем нашу передачу, мы встретимся ровно через месяц на канале "Россия".
Ж.: Сегодня было замечательно, вот что я вам скажу!