М.: Знаете, вот каждый раз хочется начать передачу с чего-нибудь смешного, ироничного. И каждый раз, к сожалению, или слишком часто, происходят события, после которых я понимаю - не получится. Трагедия на Басманном рынке. Сегодня, когда мы снимает передачу, известно, что погибло более пятидесяти человек. В принципе, тут нечего обсуждать, можно только скорбеть с родными и близкими и выражать соболезнование, что мы и делаем всем людям, кого затронула эта трагедия. Но, вроде бы, складывается такая странная линейка - трагедия на Басманном рынке, затопило Рублевку, было несколько митингов (люди сдавали деньги на квартиры, а дома не строятся)... И тогда у меня, Михал Михалыч, возникает к Вам такой вопрос: это всё действительно выстраивается в то, что в хозяйстве Москвы какие-то есть проблемы? Или в любом мегаполисе проблемы будут всегда?
Ж.: Я думаю, конечно, это все-таки свойственно любому городу. Я сейчас совершенно не шучу, здесь невозможно шутить, но вот "поехала крыша" - это абсолютно то самое выражение, которое свойственно и людям, и строительству, и зданиям, и всё от этой нагрузки... Это происходит и с людьми... А то, что здания сдавались (я специалист по "тому времени") в то, советское время, точно также, как сейчас - за те же деньги, за те же пол-литра, за те же взятки сдавались здания. Я не знаю, правильные там были расчеты или нет, я не знаю. Это такая тема, в которой должна прокуратура разбираться, это трудно так сказать. Но у меня был товарищ в Одессе, Саша Туров. Молодой парень, он работал наладчиком на каком-то заводе, то ли фрезерных станков. Я помню, когда туда посылали эти станки, то директор вызывал его и говорил: "Езжай туда, не снимай с него руку, с этого станка". Пока он держал на нем руку, станок работал. Когда он уезжал, станок выходил из строя. Он опять возвращался, опять держал на нем руку. Если говорить о том, что кто-то виноват... Мне трудно сказать... Но снег надо чистить, это точно. Если такая крыша, надо чистить снег. И нельзя говорить какие-то такие вещи... Что я еще хотел сказать - все-таки мне кажется, Юрий Михайлович Лужков - идеальный мэр для Москвы, что бы там не говорили. Он для этого переходного периода просто идеальный человек. Он несет в себе СССР, а жена уже несет капитализм. Но он прекрасно знает, что такое "хозяйственник", что такое "распоряжение", что такое "задание". Потому что не может наш человек без задания. Наш человек еще "оттуда" весь, еще весь из советской власти. И что мы хотим исправить? Можно сформулировать так: либо "что" мы хотим исправить, либо "кого" мы хотим исправить. Вот "что" мы хотим исправить, это понятно. Мы можем исправить эту крышу. Кстати, где штаб по ликвидации той аварии, в "Трасвааль-парке"? Вот мне хочется еще с ними поговорить. Вот где штаб оттуда? И почему они не переносят свои наблюдения на все здания с такой крышей, которые без этой центральной опоры, которая может всегда свалиться, всегда сложиться. И я не хочу на эту тему шутить, разговаривать. У меня получается, если смешно, я должен просить прощения у тех, кто сейчас переживает тяжелые минуты... Но если у меня получается смешно, то не потому, что я так хочу. У меня такой стиль мышления. Бывает, что это приносит удовольствие, бывает, приносит смех. Ну наверное, это и есть то, чем мы занимаемся в этой программе. Потому что есть люди гораздо умнее, гораздо четче, решительней, то есть они рубят, полководцы есть. А есть такие, как я, которые во всем сомневаются. Я не участвую никогда в диспутах, я не могу, потому что я всегда глубоко уверен, что я неправ. Я во всем неправ. И если меня перебить и вступить со мной в диспут, я уеду. Я сяду на поезд и уеду.
М.: Я нахожусь в очень тяжелом положении, потому что мы записываем передачу загодя, а выйдет она в день рождения Жванецкого. И я не имею возможности Вас поздравить, поскольку заранее поздравлять нельзя. Долго размышляя над тем, что же делать, я хочу от имени всех, сидящих в этой студии, просто поблагодарить Вас за то, что Вы в нашей любимой всеми нами стране доказываете, что мысль может быть интересна и нова, что мыслящий человек может быть очень интересен. Мне кажется, что если мы потеряем мысль, мы потеряем всё. И я думаю, что все в студии поблагодарят Вас за то, что Вы - сторож мысли. Вот есть мысль, и Вы ее сторожите. Поэтому она еще есть и спасибо Вам огромное за это. Обсуждать день рождения Жванецкого бессмысленно, потому что надо просто радоваться и всё, а вот в отчетный период был праздник, который мне бы хотелось с Вами обсудить. Он называется "День защитника Отечества" и хочется Вас спросить вот о чем: а от чего все-таки мужчина должен защищать свою страну?
Ж.: От того, от чего она страдает. Настоящий защитник отечества - это тот, который вот сейчас что-то знает и чувствует, от чего страдаете Вы, от чего страдаю я. Он хотя бы об этом говорит, как мы все говорили в 82-83-м году. И что-то защитили, и что-то изменилось, кому понравилось, кому не понравилось, кто стал жить лучше, кто хуже, но что-то изменилось. Но у нас так получается, что это праздник мужской. Потому что через две недели праздник женский. Между мужчиной и женщиной - две недели. Между "М" и "Ж". Это у меня внутри происходит, я - мужчина и я - женщина. Вот так со мной это происходит. Почему? Когда я сижу дома и пишу - я мужчина. Потом, когда я выхожу на сцену - ну типичная женщина. Я кланяюсь, я принимаю цветы, я благодарю, на аплодисменты - краснею, ну всё время поклон - это чисто женская профессия. А если говорить о настоящих защитниках отечества, о чем я думал уже очень давно, они должны праздновать свой Международный женский день. Потому что все наши защитники отечества профессиональные, бегут искать защиты у солдатских матерей, у женщин, как мы все бежим к женщинам... Вот это и есть защитники. Это мужественные люди, которые защищают тех, кто защищает отечество. Кто-то сказал (но не я), что "в вечер праздника Защитника отечества - наша страна самая беззащитная".
М.: Госдума периодически принимает какие-то законы, которые все вдруг начинают обсуждать. Вот в этот отчетный период был принят закон о рекламе, о том, что ее должно быть меньше. И у меня в связи с этим к Вам два вопроса: как Вы относитесь к этому закону и, если говорить серьезно, какого или каких самых главных законов не хватает сегодня в нашей стране?
Ж.: Ну, если говорить о рекламе, это мне более близко. Эта штука оказалась довольно отвратительная. Довольно тошнотворная, довольно глупая и довольно необходимая. Получается так: вот мы на телевидении тут сидим и всё, что тут могут транслировать - это благодаря рекламе. И это действительно так. Реклама очень глупа: "Покупайте лекарство "Бармалей плюс" - от ишиаса, от насморка, от проказы, от косоглазия, от всего он спасает". И при этом все время: "Посоветуйтесь с врачом". А когда приглашают: "Вступайте в наш "Строй-Инвест", то есть инвестируйте в квартиры!" - я бы добавил: "Посоветуйтесь с прокурором!" А как же иначе? Вот что такое выборы, если не реклама? Вот партия такая-то "Мы - за русских, мы - за бедных!" - а что потом? Сколько можно голосов с бедных собрать? Чем их больше будет, тем наша партия популярнее, что ли? Мне бы хотелось, чтобы бедных было меньше, чтобы эта партия потеряла популярность. "Мы - за богатых, мы - за русских!" - это звучит гораздо веселей. Голосуйте за эту партию, но посоветуйтесь в сумасшедшем доме обязательно. Я помню, когда глава одной из партий говорил: "Ну дайте нам попробовать! Вы почувствуете, как хорошо! Дайте попробовать нам порулить! Дайте поуправлять!" Мне это напоминает рекламу ядовитых грибов: "Вы попробуйте, вам понравится!" Это то, что я хотел сказать. Кажется, я на всё ответил.
М.: Нет.
Ж.: А на что я не ответил? Какой главный закон? А-а-а... Тут память нужно крепкую иметь, чтобы помнить первую часть вопроса, вторую часть вопроса. Главный закон должен быть в нашей стране - закон Ломоносова-Лавуазье, то есть ничто в этой природе не исчезает и не появляется, если его не производят и не украдут.
М.: Мы записываем нашу передачу, когда происходят Олимпийские игры, они еще сейчас идут. Они подарили нам огромное количество радости, поэтому спасибо и нашей женской сборной и всем спасибо, но вопрос я Вам хочу задать другой. Вот есть такие странные виды спорта, которые видами спорта не являются и, тем не менее, все ими занимаются, типа "карабканье по служебной лестнице" или "облизывание начальников". Все же этим занимаются и все соревнуются в этом. Вот если бы была олимпиада по таким видам спорта, Россия бы какое заняла место?
Ж.: Ну, конечно, одно из ведущих мест. Человек, который делает карьеру, он, когда ползет вверх, он выползает, как из штанов, из всего, что свойственно нам. То есть теряет юмор, теряет друзей. Там дружбы быть не может. Теряет любимую жену обязательно. Жена смотрит на него с ужасом. Поэтому мы всегда все кучкуемся возле одного человека. И он оказывается самым обыкновенным. Сколько бы я где не видел, иногда разговаривал близко с Президентом - самый обыкновенный человек, который может выпить, может не выпить, это ничего не меняет. Это нам кажется, что очень меняет - ничего не меняет на самом деле. Я тоже этому подвержен, у меня абсолютно нет никакой защиты от этого всего. Я тоже всегда смотрю на Президента. Если есть возможность где-то подойти и поговорить, мне интересно, мне все время кажется, что он что-то знает, чего не знаю я. Это же великое счастье - поговорить с человеком, который сидит на большом верху и следит за рекогносцировкой сил - Англия задумалась, Израиль отказал, Грузия нахамила, Украина грубит... То есть отношение к странам, как к людям. Швеция просто сошла с ума... И всё время такие отношения, сидя сверху, смотреть на это всё... И к такому человеку, где бы он ни встретился, к нему выстраивается огромная очередь. И я сам тоже стою где-то в очереди. Но у меня нет реакции. Сколько раз я себе говорил: "Миша, надо поцеловать Президента в задницу". Я говорю об абстрактном Президенте, возле которого я стою. Ну вот какое-то торжество, вот стоит Президент, а я пока соберусь, там уже кто-то целует и я целую зад того, кто целует зад Президента. Так вот про Олимпийские игры... Очень люблю катание одиноких женщин. Потом катание одиноких мужчин. А потом парами это всё... Нет, это красиво. И патриотизм как-то появляется. Если бы не истерические крики комментаторов, как будто они сидят на плите. И все время его кто-то подогревает снизу, то убавляет огонь, то добавляет огонь. От этого у него крики громче или тише. Спортсмен превращается в раба задавленного. Все крики: "Родина, Родина смотрит!" Вот на эту девочку смотрит Родина! Она, конечно, совершенно не может крутить, у нее отнимаются ручки-ножки, чтобы крутить эти три луца, тулупы все эти... Я ее прекрасно понимаю, у нее все время все получалось, а здесь отнимается. Просто валяется на льду...Потом встает, потом опять валяется... Так это я к чему говорю всё?
М.: Это неважно.
Ж.: Неважно.
М.: Сейчас Михал Михалыч будет читать свои произведения, и я думаю, что вы их поприветствуете.
* * *
Товарищи! Что такое? Нам капиталисты стали поставлять некачественные товары. Что это такое? Это же заграница! Что ж, нам, что ли производить?.. Вы представляете? Я вообще не представляю...
* * *
Что такое семьдесят? Это право целовать любую женщину без ее согласия и без всякой надежды.
* * *
В каждом городе свои обычаи. В Одессе мужчина, стоя, протягивает руку женщине, и она бежит пожимать. Я подбегаю к машине давать автограф. Они обычно из машины не выходят. Они говорят: "Михаил, подпиши автограф!" Я бегу через грязь...
* * *
"Бык"
И вот наши люди, не отвлекаясь от выяснения национальности, заинтересовались экологией. Новый предмет, в отличие от истории и философии, не объясняет жизнь, а сокращает. Выдох чище вдоха...
* * *
М.: В феврале исполнилось пятьдесят лет Двадцатому Съезду партии. Событие, о котором мы с вами никогда не говорили. Я думаю, что Вы же помните это, наверное? Вот тогда тоже было ощущение, что произошло что-то невероятное, историческое? Или нет?
Ж.: Я тогда учился в Одесском институте Инженерно-Морского флота. У нас еще было много фронтовиков - тех, кто пришел с фронта. А я ходил и говорил: "Так мы что - не построили социализм?" Я говорил это этим людям, которые пришли с фронта. Они говорили: "Какой социализм, Михаил? Иди отсюда, а то сейчас дадим тебе по роже..." У нас как: предыдущий становился Генеральным секретарем. Кто становился? Мы его вычисляли. Это был Председатель похоронной комиссии предыдущего Генерального секретаря. Мы уже догадывались, что он станет следующим Генеральным секретарем. Я не знаю, с Хрущевым, может быть, так не было, но потом, последующие были... Но всех их отличает такое, можно сказать, надгробное мужество. Такая замогильная храбрость. То есть один помер - второй сразу смелеет. Вот он разоблачает всегда первого. Но это тоже так называемый "пиар" - он себе сделал этим пиар. Никита Сергеевич вошел в историю тем, что он заявил об этих жертвах, как бы раскрыл роль Сталина, хотя многие догадывались. И роль Берии... Ну догадывались мы все!.. Потом дальше сошел с ума Никита Сергеевич. Сам лично начал кукурузу сажать, начать стучать туфлей... Меня хотел отправить в колхоз. У меня личные к нему претензии. Я и мама - мы остались вдвоем. Папа умер, я остался вдвоем с мамой. И Никита Сергеевич вдруг распорядился (он тогда создал сельскохозяйственные обкомы партии) - всех молодых инженеров направлять в колхоз.
М.: Вы в колхоз поехали?
Ж.: Нет!
М.: А как это удалось?
Ж.: Я скажу, как удалось - я стал заместителем секретаря Комитета комсомола порта.
М.: Вы в ответе употребили такое чисто русское, уже всем знакомое слово "пиар", я хотел в связи с этим вот что спросить. Члены одного молодежного объединения, я не буду его назвать, чтобы не заниматься пиаром, сдавали кровь - хорошее дело. Об этом рассказали все телевизионные программы - что вот такое хорошее объединение. Вот когда делается благотворительность ради рекламы, она имеет смысл или нет?
Ж.: Ну что делать? Ну конечно - сдали кровь, ну прекрасно. Я знаю, о ком идет речь, все мы знаем эти молодежные движения. Сдали кровь... Действительно, не хватает крови и столько аварий, крыши падают и всё надо переливать, надо искать где-то. Но, когда это реклама... С добрыми делами... Застенчивость перестала цениться, это стало недостатком. Вы слышите всё время: "Он чересчур застенчив, он скромен". Вот беззастенчивый - это современный человек. И сколько я не смотрю - вот ко мне приходят, или звонят из газеты, или журналисты говорят: "Расскажите о себе сами... Расскажите - Вы гений? Вы сами о себе скажите..." Приходит слабая девочка на красивых тонких ножках, сама она ничего сказать не может... Расскажи ты обо мне! Если ты считаешь, что я гений - напиши! Так ты хочешь, чтобы я рассказал? У них есть, правда, какие-то основания. Она говорит: "Меня слушать не будут, если Вы скажете, Вас слушать будут". Так я должен о себе говорить? Полностью отказаться от какой-либо скромности? Еще что я хотел сказать - откуда сейчас образуются наши кумиры? Может и не наши с вами, но общие кумиры. Раньше были кумиры: Высоцкий, Окуджава - через восхищение. Сейчас - через отвращение. Вот я таким сложным путем попал на эту мысль - сейчас начинается с отвратительного. Вы слышите по радио, вы натыкаетесь на какую-то программу по телевидению, где отвратительные сплетни, какая-то дебильная личная жизнь - это так же отвратительно, как съесть что-нибудь неприятное, вас потом долго тошнит и вы запомните то, что вы съели! Вы запомните - и вы так же запоминаете это отвратительное, и вы знаете, где оно находится. И, Господи - он достиг, он стал известным! Мы же не говорим о результате, мы говорим об известности. Он стал известным с помощью вот этого. Это происходит очень быстро, мы сами видим, как быстро эти люди становятся известными. Но, раз такое время, мне не жалко, они всё равно победили. Ну какой смысл с ними спорить? Мы их знаем!
М.: Вот иногда изобретаются изобретения (позвольте такую тавтологию), о них никто не говорит, а они могут перевернуть всё. Вот итальянские ученые изобрели препарат, который называется "Римонобант". Это препарат, который может избавить человека от любой зависимости: от алкогольной, от наркотической, от какой угодно...
Ж.: И от...?
М.: От всего. От курения... И вот если он, предположим, действительно от всего избавляет, то от какой бы зависимости хотели бы избавиться Вы?
Ж.: Ха! Конечно, от любовной. Это я всегда себе представляю мужскую фигуру с зонтом, причем во время дождя у него зонт подмышкой и туфли. Где-то ОНА куда-то вошла и он стоит на улице - такая собачья преданность... Ну, это, наверное, и есть любовь... Ну, я если бы когда-то сам не был в такой зависимости, не говорил бы... Зависимость от телефонного звонка... Вы сами знаете, что такое телефонная зависимость. Когда ждешь звонка, смотришь на телефон, он молчит, и ты боишься туда позвонить. И сколько можно туда звонить?.. Лиля Брик принимала снотворное, чтобы не отвечать на телефонный звонок Маяковского - и я ее понимаю. Она довела его до белого каления. И в результате вы знаете, до чего довела. Он все время крутился вокруг, как привязанный, как муха на нитке. Все мы ходим так. Это та зависимость, от которой хотелось бы избавиться. Конечно, мне лично хотелось бы избавиться от зависимости от чиновников. Чтобы мне дали этот препарат, а им - нет. Тогда встанет на свое место. Я не буду от них зависеть, а они будут. Они будут узнавать, как я себя чувствую, как житель страны, как потребитель. Они будут искать моего расположения, они будут искать моих заработков, они будут претендовать на часть, не на то ворованное, что им дадут в виде взяток, а на те налоги, которые мне хотелось бы честно платить. И мое благополучие уже не будет зависеть ни от кого.
М.: После Вашего ответа про любовную зависимость у меня возник к Вам такой вопрос. А что в любви хорошего?
Ж.: Настоящая любовь - это большое несчастье. Ой, у меня есть об этом небольшое произведение...
* * *
Я понял, что такое любовь. Это вы, именно вы, приходите в такое сос-сос-сос-сос-coc-сос-состояние, когда именно вы уже влюблены. Не хватает одного - объекта. Но вы влюблены и вы кого-то находите и любите. Через какое-то время это оказывается не тем, что нужно, потому что любовь прошла сама по себе...
* * *
Кого мы любим? Все-таки мы же чаще всего любим стерв. А что такое стерва? Которая не хочет приходить и не хочет уходить. И от этого ты не знаешь, что с ней делать. Это такой характер, от которого начинаешь зависеть. Она тебя доводит до такого состояния, когда ты влюбляешься или ты сам созрел... Как только ты попадаешь в зависимость - она исчезает. На это уходит семь лет. Это если любовь. Если страсть - полтора года. К женскому дню хочу что-то прочесть.
* * *
Женщины, подруги, дамы и девушки!
Мы, мужчины, собравшиеся в ГУМе у фонтана, любим, поздравляем всех женщин, даже администраторов гостиниц и поваров детский учреждений, хотя с ними еще хотелось бы поговорить. Мы, группа мужчин у фонтана, из тех, которые с утра не присели, которые два часа стояли, уступая место дамам, пропуская вперед женщин, которые с трудом двигают губами от огромного количества непривычных слов...
* * *
М.: Теперь наступает время, когда вопросы будут задавать зрители. Через некоторое время я обращусь к зрителям в студии, вы можете пока подумать, о чем вы хотите спросить Михал Михалыча. А у нас всегда есть записанные на улице вопросы. Давайте посмотрим первый видео-вопрос.
Вопрос: Дорогой Михал Михалыч! Каждый месяц люди на улице задают Вам разные вопросы, а какой вопрос хотите Вы задать людям?
Ж.: Долго ли вы еще будете задавать мне вопросы? Наверное, так.
Вопрос: Здравствуйте, Михал Михалыч! Говорят, женщины не оставляют мужчину, а ставят его на место. А что в таком случае делает мужчина, когда оставляет женщину?
Ж.: Я считаю, что никто просто так не оставляет. Мужчина - это переходящий приз. Он переходит из рук в руки.
М.: А по какой причине мужчина переходит из рук в руки?
Ж.: Я думаю, что чаще всего - ничего плохого не делает женщина, с которой он живет, просто другая женщина что-то делает лучше. И этот переходит к другой, где ему лучше. Если нет никого, все-таки он не уйдет. Будет мучаться, но будет сидеть.
М.: Я еще не обратился к гостям в студии с просьбой задавать вопросы, а уже потянулась одна рука.
Зритель: Недавно по телевидению был репортаж, что в Москве открылся клуб стерв. Вот, прокомментируйте, пожалуйста. Как Вы считаете, событие значимое или нет? И нужен ли со стороны мужчин какой-то симметричный ответ?
Ж.: Да, конечно. Я бы открыл клуб сволочей в ответ на клуб стерв. Но они правильно открывают этот клуб. Я говорю - это самые заметные личности среди женщин. Это те, в кого влюбляются. Но очень красивых, спокойных, добрых любят долго, живут с ними долго. В стерв влюбляются, посещают их в клубе... И эта стервозность остается до немолодого возраста. А потом она уже выглядит уже очень интересно. Вообще, бывшая красавица всегда выглядит очень интересно. Она такая же, как и была. Все замечают, что она постарела - кроме нее. Она так же кокетничает, она так же очаровательно улыбается. Так же говорит: "Я такая невозможная..." Ясно, что невозможная. "Я вообще такая... Со мной дело иметь невозможно, со мной очень интересно...Вот такая я..." - говорит она, думая, что она очаровательна. Из вежливости кто-то слушает это всё. Потом отворачивается и продолжает разговор с другом.
Зритель: Михал Михалыч, Вы много путешествуете и как Вы в этом свете относитесь к такой мысли, что самый лучший способ узнать неизвестные тебе места - это познакомиться с местной кухней и с местными женщинами.
Ж.: Ну, на кухню у меня еще сил могло бы хватить... Как вы будете говорить с женщиной где-нибудь, я не говорю - в Сомали, ну - в Великобритании. Кто вы такой без языка? Чем вы ее заинтересуете? Меня учили английскому, для чего учили, я сам не знаю. Ничего не осталось. Даже если вы Шварценеггер, даже если вы разденетесь, даже если ваши мышцы играют, как волны в море, ну это надо очень острую любительницу таких ощущений. А нормальная женщина все равно хочет что-то слышать от вас. А что вы? Кто вы там? Кто вы там такой, не владея языком? То, чем вы блистали, вы не можете показать. Я же чем обольщал - словами.
Зрительница: Михал Михалыч, в Вашем мужском деле что главное, мы поняли. Но, все-таки Вы декларировали, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Ваше любимое блюдо назовите.
Ж.: Моя тетя пыталась написать книжку (но я в этом не участвую) - "Любимые блюда моего племянника". Что я хочу сказать: простые вещи - котлету, гречневую кашу, борщ, только борщ настоящий, потом очень люблю сгущенку вареную в банке. Люблю большую чашку сладкого чая с надписью "Двадцать пять лет Красной армии" - я об этом уже писал. Вот такой вот разрезанный поперек батон, не поперек, а вдоль, намазанный маслом. И до сих пор ничего лучше нет большой чашки сладкого чая, разрезанный вдоль этот батон, намазанный маслом и сливовым повидлом, в котором шкурки этих слив. И ты ешь эти шкурки, батон медленно продвигается, как поезд в тебя входит, и ты это всё поедаешь и запиваешь - ну чистый паровоз, запиваешь водой, и опять вот это всё входит. И потом долго ходишь очень сытый и слегка дремлешь на ходу.
М.: Мне кажется, Михал Михалыч, что после Ваших ответов работать уже просто практически невозможно, поэтому мне остается только поблагодарить всех, кто нас смотрел, сказать, что мы встретимся ровно через месяц на канале "Россия".