М.: Вы знаете, нашу передачу иногда называют юмористической, мы даже ТЭФИ получили как юмористическая передача. Между тем количество юмора в ней зависит не только от Михал Михалыча, но и от событий, которые происходят. И, к сожалению, тот месяц, который мы должны обозревать, был очень тяжелым и начало разговора тоже будет тяжелым. Был объявлен траур по поводу трех ужасных совершенно катастроф, казалось бы, мы уже ко всему привыкли. Но такое количество людей, которые погибли, когда просто каждый день сообщается - то самолет, то дом престарелых, то люди в шахте, огромное количество погибло. Михал Михалыч, я хочу Вам задать вопрос, может быть, самый сложный вопрос из всех передач, которые мы с Вами делали. Есть ли какие-то, на Ваш взгляд, слова утешения, которые можно сказать людям, потерявшим близкий людей, и как вообще Вы относитесь к утешению, надо ли утешать, можно ли утешать, и как.
Ж.: Не знаю. Мне кажется, не бывает слов утешения. Что можно сказать? Мы же знаем, что в этих случаях можно только кого-то обнять и приникнуть к нему, и молчать. Наверное, так. Сами эти случаи, эти жуткие истории - люди в массе своей не виноваты, они... Я работал в порту, я знаю, что такое техника безопасности. Они в массе не виноваты. Тем не менее, виноваты все, кто руководит. Маршал тут один, Шапошников такой. Я его слушал, я был в "Российской газете", там одесситы собрались. Он говорит, была тревога, и он оделся и выскочил раньше ординарца. И он говорит ординарцу: "А ты чего так поздно?" А ординарец говорит: "А кто ж на кого учился?" Вот "кто на кого учился" - самое главное. Вот это какая-то ключевая фраза. А мы садимся в самолет, что мы знаем, когда мы садимся в самолет? Вы садитесь в самолет?
М.: С ужасом.
Ж.: Что вы знаете? Он очень похож на исправный. Просто как две капли воды. Экипаж похож на совершенно квалифицированный. И вот иди потом знай, что у этого экипажа налетано не то количество часов. И вот надо бы вот такое количество, а он - такое количество. И он так знает теоретически, как садиться, как взлетать. Автомобиль, в который мы садимся, который вернулся из сервиса, откуда мы знаем, какой он. Тоже похож на хороший. Мы все, выезжая "туда" на этой же машине, мы пристегиваемся. Возвращаясь сюда, мы отстегиваемся. Потому что штрафовать надо. Это же жуткие слова. Ну все-таки, вы знаете: помереть он не боится, а штраф его очень расстроит. И мне кажется, было бы лучше - расстроенные, но живые. А еще когда у нас пожарные, санэпидстанция - это люди, которые берут все время... Гаишники... Они берут как раз за безопасность. Они берут - это называется: "Я договорился, я могу теперь подохнуть, когда хочу". В принципе, если я с ним договорился, что можно забить черный ход мебелью и закрыть, или я договорился с гаишником, что я могу проехать на красный свет - значит, я могу теперь подохнуть, это уже мое дело, ребята. Ну, конечно, это твое дело. Ну получается так, что он идиот, и тот, кто ему написал - идиот, и за рулем идиот. И врач, который сейчас говорит: "Ну как вы считаете, ну что вам выписать?" Врач говорит: "Есть вот это, и есть вот это". Вы говорите: "Ну давай это". А почему вы считаете, что врач должен решать и брать на себя ответственность? Нет, он тоже хочет спросить у вас - как вы считаете? И ты, как идиот, решаешь за него эту проблему, потому что, конечно, это касается тебя. И ты говоришь: "Ну, давай попробуем это". "Ну давайте, я выпишу вам это. Если не придете, значит, не помогло, видимо". Это ж демография и есть. Что же нас призывают: "Делайте новых людей!" Ну хорошо, можно с увлечением делать новых. А что со старыми? Они что, должны гибнуть все время? Опять погибли, опять подохли, опять сгорели. Ну делайте новых! Ну, хорошо. Кто может, тот делает. Но дело даже не в этом. Вот правильно говорит Солженицын - сбережение народа, это же прекрасно сказано. Вот чужих-то убивают с огромным удовольствием. Ну позаботься о своих, ну так же точно. Ну ты кричишь: "Слава России! Россия - для русских!" - ну позаботься о своих. Ну вот они гибнут, вот они горят. Если он почувствует боль, или она, кто остался в живых, вот боль - то это значит, постепенно страна превращается в Родину. Если не почувствует боль, значит, страна остается государством.
М.: Я, Михал Михалыч, не буду сейчас задавать Вам никакого вопроса, я просто вспомню имя, которое у всех сейчас на устах, и я надеюсь, что это будет еще долго - Михаил Александрович Ульянов.
Ж.: Это такая страшная потеря. Я приветствовал его, когда ему было пятьдесят лет. Я ему писал приветствие и что-то там читал. Ну я, наверное, тогда смешно писал. Он сидел на сцене. Ему исполнилось пятьдесят лет, то есть это было почти тридцать лет назад. Меня потрясло, когда он сказал в конце, после банкета... Он в конце вечера сказал, он был член ЦК, лауреат, он сказал: "Ну, не всё, конечно, удалось на сегодняшнем вечере. Не всё было на уровне, что-то не получилось..." Я был потрясен - как это может человек, которого поздравляют, сказать что "не всё удалось". А это всё равно была правда. И с тех пор он был для меня таким олицетворением. Вы знаете, он держал... Если есть атлант, который держит крышу, он не крышу - он потолок держал, крыша уже давно поехала. Он держал потолок! Михаил Александрович Ульянов, конечно, это у меня полное ощущение, что скончалась порядочность, деликатность, благородство - двадцать шестого марта. Ну наверное, кто-то еще остался. Ну мне что-то совсем никто не приходит в голову. Где... Кто... Еще столько народу разъехалось. Ребята, ну сколько можно отпускать людей?! То ли "туда", то ли "туда". То ли на тот свет, то ли в другие страны. Ну разъезжается народ, разбегается, и умирает. Ну с кем мы остаемся? Вы же сами чувствуете, что волна негодяев поднимается. Вот так вот. Это можно даже весело говорить. Вот так вот нас учат все время. И с экрана нас учат: "Держите сумочку. Держите штаны. Держите деньги. Прижимайте ребенка". Все время, все время. "Не верьте документам! Вы заплатили за квартиру? Не верьте! Неизвестно, куда пошли эти деньги!" Можно сойти с ума! Однажды я сидел с одним членом Думы, он говорит: "Да, негодяев много..." Ребята, много негодяев! Ничего не сделаешь. Мы вот выбираем-выбираем, выбираем-выбираем, открываем крышку - они! Они!
М.: Вы вот стали говорить про выборы. Прошли региональные выборы, было две партии - Единая Россия и Справедливая Россия. Одна поддерживает президента страны, а вторая поддерживает Владимира Владимировича Путина. И как-то людям удалось разобраться и одни проголосовали за одних, другие за других. В связи с этим у меня к Вам такой вопрос, а как Вам вообще кажется...
Ж.: Ваш оптимизм меня просто...
М.: Как Вам кажется, какими критериями руководствуются наши избиратели, когда они идут к этим урнам и голосуют?
Ж.: Эти выборы вообще мне напоминают однополый брак почему-то. Вот когда два отца и двое мужчин. Выбирай. Мы практически выбираем того, кого назначают. То есть его назначили, и мы его выбираем после этого. Причем по-настоящему. И голосуем за него. Это страшно интересно. Страшно интересно в результате. И какая разница между этими двумя партиями - ума не приложу. То есть только ночью можно ощупью понять. Пощупал - о, мужчина! Тут пощупал - о, опять мужчина! Ужас! Я же женщину хотел! Не-не-не! Они похожи. И главы партий похожи. И тексты одинаковые. И характеры одинаковые. И работа одинаковая. И попробуй выбрать! Но вот Андрей говорит, что выбрали.
М.: Выбрали же.
Ж.: Выбрали?
М.: Ну вроде выбрали.
Ж.: Я как-то пропустил мимо. Я, наверное, тоже должен был идти голосовать, но я пропустил, наверное.
М.: В Москве еще не было.
Ж.: В Москве еще не было?
М.: Так что Вы еще успеете.
Ж.: Хорошо, что вы сказали. Я теперь буду готовиться. Я не знаю, мы голосуем за спортсменов, а там сейчас "бесцветье". Знаете, когда весна, бывает "многоцветье". Бывает цветной мир, бывает мир черно-белый. Бесцветье полное. Абсолютная безликость. Поэтому они судорожно тащат спортсменов, каких-то артистов. Артистов уже не хватает... Что может предложить спортсмен? Вы слушали хоть чью-нибудь речь, чтобы кто-нибудь из артистов выступил со своими взглядами? Я слушал только, что депутат Думы такой-то в своем округе за свой счет построил школу, еще что-то построил. У меня всегда вопрос - а мог бы он построить, если бы он не был депутатом? Потому что если есть деньги - так строй просто так. Или деньги у тебя появились только после того, как ты стал депутатом? Тогда другой совершенно разговор. Конечно, тогда ты можешь строить. Ты тогда полный хозяин в округе. Ты строй, у тебя есть деньги. Ты опять построил, ты еще что-то построил. Да, но для этого нужно было попасть в парламент. Значит, парламент имеет возможность каким-то образом круто поднимать материальное положение. Очень здорово. Откуда вот, чего, за что им там платят? Я еще в этом механизме не разобрался. Мне неохота разбираться. Это коррупция, видимо, такая... Ну коррупция не может же заканчиваться где-то посередине. Нельзя сказать: внизу берут, наверху - нет. Каждый за что-то берет. Каждый берет за что-то. В основном за исполнение служебных обязанностей. Обязательно берет.
М.: А Вам когда-нибудь предлагали взятки?
Ж.: Нет, взятки не предлагали, у меня не было должности. Без должности трудно взятки брать. Должность человека должна чувствоваться. Когда он ходит... Этот человек, который на должности, никогда не скажет, как надо сделать. Он просто скажет: "Это отдельный разговор". У него просто спрашивают "как", "куда", он говорит: "Это отдельный разговор совершенно. Это зайдете - и мы поговорим". А как он сидит в кабинете - "люди у меня!" Никого нет у него - "люди у меня!" И по телефону - "люди у меня без конца". И когда видишь, что такой занятый загруженный человек, конечно, как-то хочется скрасить эту его несчастную жизнь. Сейчас молодые ребятки очень это хорошо чувствуют. Они сейчас в олигархи уже не идут - малоинтересно. Ну как в олигархи - это же надо с начала до конца. И риск, и могут посадить, и всё, что угодно. Во власть надо идти! Во власть - тогда и деньги, и это количество олигархов у нас очень большое, только официальных. Журнал "Форбс"... А все, кто там прячутся, бесфамильные, вот эти "кабинет номер такой-то, номер такой-то, номер такой-то" - вот это вся эта власть. И молодежь сейчас правильно считает - нужна еще и должность, кроме денег. Спасибо за внимание.
М.: Юрий Михайлович Лужков, мэр города Москвы, предложил вернуть комплекс ГТО. ГТО - это "готов к труду и обороне". Поскольку мы с вами уважаем, конечно, мэра нашего города, и хочется ему помочь, я хочу спросить, а как вообще, на Ваш взгляд, можно определить, готов человек к труду и обороне или нет.
Ж.: Ну как - повесить его на турник. Висит - значит готов! Упал - не готов. Я-то помню, я-то всё знаю. Эти прыжки в длину... Я понимаю Юрия Михайловича, конечно. Если солдат к службе совершенно не готов, тоненький, худой. Причем удивительно - те, кто ходит кого-то по метро бить, они тренируются... Я вижу эту молодежь, скинхедов, это физически развитые ребята. Идя в армию - это абсолютно истощенные хилые люди. Почему, когда они идут по вагонам, они совсем другие? А в армии - абсолютно беспомощные, просто хоть ноги вытирай. И этот несчастный, которого там бьют... На кого там вообще рассчитывать? Я хочу командира спросить. Вот опять-таки, эта та же безопасность, что и в шахте. Вот тот же самый самолет. Вот армия похожа тоже на самолет. Вроде исправный. Но бьют там. Значит, что получается? Можно ли идти в разведку с теми, кто тебя бьет ночью? Вот с этим старшиной, с ефрейтором, с солдатами - можно идти с ними в разведку? В тылу противника опять тебе набьют рожу - свои же. А командир - что ему, солдаты не нужны? Он что, не понимает, что там ночами творится? А к государству обращаться бесполезно - ему плевать давно на всех. Если б была Родина... Вот Родину защищать может самый худой. Я пойду, любой пойдет. Вопроса не возникает! Как у нас защищали в сорок третьем. У нас защищать Родину начали только в сорок третьем, только когда Сталин отодвинулся, когда ужас отодвинулся, когда пришли такие люди, которые стали командовать. Когда почувствовали, что действительно есть угроза, что Родина в беде. Не "государство", а Родина - тогда люди пошли. И, начиная с сорок третьего года, и тогда было уже все равно, и тебе все равно, что бьют тебя или не бьют тебя. Ты свое тело используешь, как палку, и ты идешь, и ты страдаешь, и ты можешь умереть или не умереть - не имеет никакого значения. Пошла профессия, великая профессия. А вначале были подвиги, одни только подвиги. На подвигах ни черта не сделаешь, не в мирное время, не в военное время, ни черта на подвигах. Один Гастелло там, Матросов - ни черта! Пока все вдруг не поняли, что можно. И не поняли вдруг, что они стали профессионалами. И всё! Извините.
М.: Есть зрители из разных мест, они будут задавать свои вопросы.
Ж.: Из провинции, в основном. Шучу-шучу, конечно.
М.: Я менее глобально мыслил, поэтому я хотел сказать, что первое место - это монитор, откуда сейчас будут идти вопросы. Пожалуйста, первый видео-вопрос.
Вопрос: Здравствуйте, Михал Михалыч! Меня зовут Алена, я студентка. У меня есть для Вас один вопросик. Говорят, что лучшие друзья девушек - это бриллианты. А что для Вас лучшие друзья?
Ж.: Бриллианты - мои враги. В Ленинграде, когда я начал работать у Аркадия Исааковича, это был 67-й год, была жива еще такая актриса Кимме, актриса императорских театров. Она говорила: "Боже мой, какие проблемы, что одеть. Кусок черного бархата, бриллиант - и вы одеты!"
М.: И следующий вопрос, последний видео-вопрос.
Вопрос: Добрый вечер, Михал Михалыч! Меня зовут Дима. Я знаю, что наша Дума собирается ввести поправку, разрешающую садится за руль автомобиля после бутылки пива или бокала вина. А Вы садились?
Ж.: Да всё было в моей жизни... Чего я буду прикидываться... Конечно, и садился, и всё... И ехал очень осторожно, и меня именно поэтому и ловили. Потому что они уже прекрасно знают, люди, настроенные на то, чтобы поймать, знают, когда ловить и кого ловить. И поэтому наши попытки избежать этого, прикидываясь трезвыми, не возможны никак. Поэтому я не могу сказать - нечего садиться за руль в пьяном виде. У меня сейчас уже есть полная возможность мне лично выбрать. Я стараюсь не садиться, потому что уже сам себя ловил на том, что не успеваю. В Москве нет пустого места, где ты бы проехал незамеченным. Ты все равно среди машин. И если человек в машине выпимши - и машина становится "выпимши". Она видна! Особенно опытный взгляд озябшего героя всех наших рассказов. Он сразу видит "выпимшую" машину. Я помню, что Володя, Владимир Семенович Высоцкий, мне рассказывал, сам мне рассказывал - его ГАИ поймало, в патрульную машину усадило: "Выпимши - пой!" Он пел. Выпустили, как они всегда говорят: "Только осторожно". Иногда говорят: "Только внимательно". И вот он говорит, он проехал метров двести, опять патрульная машина, другая. Опять: "Вы выпимши - пойте!" Он опять пел в машине. С гитарой. У него всегда была гитара. Потом вот так вот два или три поста передавали его друг другу - всё, он прекратил пить за рулем. За что я люблю моего друга и партнера - он всегда поддержит! Я раньше сам показывал людям, но стал получать упреки. Андрей, мне стали говорить упреки.
М.: А мне не стали.
Ж.: А вам - нет. А мне - мол, чего ты... А я же не оттого, что я подогреваю, а оттого, что у самого какой-то темперамент дурацкий южный. У нас, извините, страна огромная. Есть южные люди - это я. Есть северные люди. Есть собравшиеся в Москве. Это третьи люди совершенно. Ой, чуть не забыл, мы же с вами говорили. Концерт у меня 14-го апреля. Зал Чайковского. Ну не то, чтобы там нужно. Нужно сообщить. Зал Чайковского, 14-го апреля, начало в 19.00. С билетами уже трудновато, но нам же нужен ажиотаж.
М.: Ваш концерт называется "Концерт для своих". А как Вы отделяете своих от чужих?
Ж.: Так вот они! Как я отделяю - вот они, свои! Ну те, кто понимает. У меня на концерте публика выглядит другой. Лица другие. Вы спросите - чем где? Не скажу - чем где. Другие лица, лучше. Не знаю, сами ли это чувствуют, не сами ли это чувствуют. Андрей, я уже получал упреки, что на нашу передачу специально собирают людей где-то. И чуть ли не раздают им список, где смеяться, где аплодировать, и вот какие шутки там отмечать, и каким-то образом - где задумываться. И что мы якобы где-то приглашаем, чуть ли не персонально, потому что у нас действительно собираются люди с другими лицами. "Междусобойчик" - как сказали как-то на "Эхо Москвы". Междусобойчик! Значит, скоро мы будем собираться за столом, я думаю. За столом, когда взрослых не будет.
М.: Мы никогда не скрывали, что наша передача делается в записи, и мы ее записываем накануне. А выйдет она после того, как пройдет первое апреля, День смеха, день рождения Гоголя. У меня на эфире "Ночного полета" был Сергей Юрский, которого вы все прекрасно знаете. Он сказал, что с его точки зрения, "Ревизор" - это такая идеальная комедия. Вот "Гамлет" - идеальная трагедия, а "Ревизор" - идеальная комедия. Как Вам кажется, если бы вот сейчас, вот именно в это время, только впервые нашли бы "Ревизора" и "Женитьбу", они бы показались современному зрителю смешными?
Ж.: Вот это, честно говоря, я не знаю. Я думаю, что "Женитьба" Гоголя, спектакль, просто зависит от актеров. Я думаю, что это конечно великая вещь и до зрителя "дошло" бы. Хотя для меня писатель номер один - это Чехов. И в смысле - и в юморе и всюду - это Антон Павлович Чехов. Этому человеку всё... И его мягкость, и его интеллигентность, и доброта чеховская, и чеховская фраза, и чеховское вот это отношение к женщине и умение это сделать - всё абсолютно, абсолютно меня покоряет. Меня покоряют два писателя, я считаю - Селинджер и Чехов. Что я хотел еще сказать, ну первое апреля - вот этот вот День смеха. Ну что сейчас с юмором - вы знаете все. Чего говорить, кому жаловаться... Борьба со смыслом, конечно, уже кончилась. В борьбе с разумом юмор, конечно, выиграл. Разум проиграл. Его там теперь нет. Ну что такое смех - это наслаждение от понимания. Ну бывают, конечно, просто смешные вещи. Ну все-таки они должны быть чуть-чуть английские, чуть-чуть завуалированные. Ну не может же всё в лоб, в лоб, в лоб - зубилом. А когда вот тут вот ровный такой юмор, как сейчас процветает, это вызывает неловкость от присутствия. Ну вот это молодежное сейчас, ребята из "Камеди Клаб" - они действительно скоро доберутся до того, с чего я начинал. Я думаю, что они будут прогрессировать. Невозможно же так - лишить людей мата и они сразу теряют всё. Ну сколько можно еще, и еще, и еще шутить - "унитаз - половой акт", "половой акт - унитаз", "унитаз - половой акт". Ну всё - ниже пояса, всё - в той области. Как-то они боятся подняться выше. Ну есть же еще что-то, ну там тоже много смешного. Противно вот что - я сам себе противен, я кажусь себе таким старым, я что-то нападаю на людей. Я сам себе говорю, ну что я - цензор какой-то? Я что - в художественном совете? Что ты прицепился-то, Михаил, говорю я себе. Мишастик... Меня так называла одна тетка - Мишастик. Вот и я говорю - Мишастик, чего прицепился-то к молодым? Вот тут была у нас одна девушка, вы помните ее, которая сказала - это зависть. Она сказала: "Михал Михалыч, это зависть в Вас говорит! Вот когда ругают молодежь - это зависть". И правильно! Она права. Конечно, зависть говорит. Я на нее смотрел - мне было дико завидно, что я уже не в том возрасте, в котором все эти ребята. Вот для этого он мне нужен, возраст. Для такой, как она. И совершенно не нужен для того, чтобы шутить на эти темы... Знаю я, куда чего...
М.: В связи с тем, что Вы говорили о юморе, у меня возник к Вам такой вопрос, а человек, который шутит, должен ощущать какую-то свою ответственность или нет?
Ж.: Да мы ощущали свою ответственность все тридцать лет или сорок... Я видел, как ощущает свою ответственность Райкин... Я, Карцев и Ильченко - все мы ощущали свою ответственность. Ну вот все-таки я счастлив, что сейчас мне не нужно ощущать свою ответственность. Шути к чертовой матери!
М.: Не нужно?
Ж.: Ну, конечно. Ну не в смысле в таком, о каком я говорю. Уголовную ответственность не нужно ощущать.
М.: Уголовную не нужно...
Ж.: Уголовную не нужно. А то, что ты отвечаешь якобы за воспитание масс - так это, как говорится, массы сами не хотят. А если они не хотят, как ты их будешь воспитывать? Массы с удовольствием остаются невоспитанными, просто с огромным удовольствием. Вместе. Смысл - бесплатен. Когда мы жили в советское время, мы нагружали организм. А сейчас мы видим на вечерах юмора, как организм освобождается. Облегчается. Мы начали с того, что происходят катастрофы, аварии. Это потому что... Вот я сейчас сформулирую... Потому что в зале любят то, где не надо думать. Постепенно это превращается в то, что думать не надо всюду. И когда не надо думать, так и получается. В результате кто-то гибнет, где-то авария, где-то кто-то чего-то... Всё начинается с того, что люди говорят: "Освободите меня, я же плачу за билет, я же должен платить за отдых, а не за труд, чего вы меня нагружаете?" Ну и всё, я всё сказал.
М.: Мне кажется, очень логично после всего, что Вы рассказали, перейти к следующей части нашей передачи, когда Вы под овации зала начинаете читать свои произведения.
Ж.:
* * *
В конце концов - кто я такой, чтоб не пить?
Мне что - больше всех надо?
Сидеть на диете...
* * *
Эй, пацан, где мой парабеллум, что за дела?
Ты просил на два дня, для приятеля.
Застрелится - и вернет...
* * *
Пришел сын к маме и справедливо и сильно заявил, что ему нужна женщина.
Ему восемнадцать, папа в отъезде...
* * *
Самая изощренная фантазия иностранных режиссеров нашу жизнь воссоздать не может.
Они не понимают грязь, покрытую тонким слоем лжи.
Или ложь, покрытую легким слоем грязи.
Настороженность при виде того, что плохо лежит...
* * *
М.: Теперь настал момент, когда вопросы могут задавать зрители в студии, для этого надо поднять руку, вам дадут микрофон. Микрофон есть у вас?
Зрительница: Михал Михалыч! На днях наш уважаемый Президент выказал опасение по поводу того, что через семь миллиардов лет погаснет Солнце, перестанет обогревать Землю и превратится в "белого карлика". С чем Вы связываете подобное беспокойство?
Ж.: С тем, чтобы не идти на третий срок.
Зрительница: Добрый вечер, Михал Михалыч! Я понимаю, были печальные темы, но все-таки, неужели мимо Вашего внимания прошел тот факт, что был открыт "Год Китая в России"?
Ж.: Я уже несколько таких "лет Китая" переживал. "Год Китая" в нашей стране не прекратится никогда. Это мы все ошибочно считаем, что прошел "Год" - и китайцев нет. Есть! Они всегда есть. И дело не в том, что они живут по ту сторону границы, они живут всюду. Они есть. Они каким-то образом, как я уже говорил - с тихим шелестом они размножаются. Они чистоплотны, они хороши, они всех устраивают, они не агрессивны. Но если сегодня здесь есть один китаец, завтра будет два-четыре-восемь-двенадцать. Это в какой-то геометрической прогрессии происходит. И мы, конечно, все приветствуем, мы сами смотрим с уважением на эту страну, которая сделала такой огромный скачок вперед. Но они сделали этот скачок вперед благодаря тому, что во всех странах масса китайцев. И в Сан-Франциско (я вылетал оттуда) - все китайцы! В аэропорту были все китайцы. Поэтому там "Год Китая" - каждый день.
Зритель: Михал Михалыч! В прошлом месяце вся интеллектуальная элита России отмечала Ваш день рождения. Как отметили его Вы? С кем?
Ж.: Вопрос с уважением. Как отметил я его... В принципе, ей богу, было очень приятно, что разрядился мобильный телефон. Разрядился к чертовой матери, хотя я заряжал его. Огромное удовольствие, столько народу. Все ждут, когда у меня "поедет крыша", когда я зазнаюсь, наконец. Меня очень часто спрашивают: "Михал Михалыч, вот Вы, при вашей популярности, Вы не очень..." Нет! Потому что я никогда не чувствовал этого. И, в связи с моим днем рождения, я могу сказать, что столько страданий, ужаса от самого себя, столько страха перед тем, что не вписываюсь я в эту новую жизнь, в этот новый юмор. Потому что юмор стал смешить не глубоко, но сильно. А я - глубоко, но слабо. И у меня все время страшные переживания по этому поводу, что нечего мне сказать, нечем поддержать ваше ко мне хорошее отношение. Просто обещаю продолжать эту же линию издевательства над собой. Мне кажется, чем человек хуже к себе относится, тем он лучше выглядит.
М.: Мне остается сказать всем большое спасибо и выразить надежду на то, что следующая программа "Дежурный по стране" выйдет на канале "Россия" ровно через месяц. Всего доброго, до свидания, пока.