М.: Добрый вечер, спасибо большое за то, что вы нас по-прежнему смотрите. Программа "Дежурный по стране" вернулась после летнего отпуска. И до восьмого августа я так смотрел на события и думал: "О чем же мы будем говорить? А после восьмого августа все стало, к сожалению, понятно. Я должен сразу сказать, что мы не будем всю передачу посвящать конфликту на Кавказе, потому что это событие, конечно, трагическое и мы искренне соболезнуем всем людям. Наш премьер-министр вчера сказал, что многие люди в России горюют не только по солдатам ушедшим, не только по мирным жителям, но и по грузинам и я думаю, что это правильно, потому что это очень близкая нам нация. И это одна из тем нашего с Михал Михалычем разговора, всего лишь одна из тем. Вопрос формулируется очень просто, а вот ответ формулируется тяжелее. Что дальше?
Ж.: Мы сейчас спрашиваем: что будет дальше, как будто кто-то знает... Никто не знает... Я думаю и политики не знают, никто не знает... И парламентарии, которые аплодируют, всегда бурные аплодисменты в парламенте - всегда предвестник самого худшего. И они не знают, что будет дальше. Потому что на войне нужны парламентеры. А в мирной жизни - парламентарии, видимо. Не знаю, я не думаю, что будет что-то такое самое худшее, потому что все-таки когда есть кому разнимать в драке... Вот когда мама может прибежать и разнять... Вообще когда есть кому разнимать... Как приехал Саркози, а ведь мог и никто не приехать... Ведь мог никто не обратить на это внимания... Тогда было бы еще хуже. Когда есть, кому разнимать, все-таки драка как-то протекает с оглядкой на взрослых. В общем мы, как победители, будем жить хуже, чем побежденные, у нас это хроническое. Я прекрасно помню сорок пятый год: очередь за хлебом, посадки в тюрьму. Вот эти вот письма, которые я лично писал в виде художественных произведений: "Прошу выделить победителю сапоги, зубной порошок, масло сливочное..." Вот это была наша жизнь победителей. Я думаю, что из-за взаимоотношений с Западом больше потеряем мы, простые люди, чем власть. Власть, она и так уже старается меньше туда... Хотя, может быть, у них там и капиталы... Но появляться там им тяжело. Я думаю, у них есть огромные возможности отдыхать здесь. И тратить деньги здесь. А вот то, что люди заработали за время мира и возможность людям выбрать место под солнцем, невзирая на страны и на границы, это была самая лучшая возможность. Уехать и устроиться на работу. Теперь победа. Над ликующим победителем склонился врач и когда мы вокруг все празднуем... Вокруг все празднуют, конечно, а врач говорит: "Ну надо бы поговорить..." Победитель говорит: "Завтра-завтра-завтра". Он говорит: "Ну до завтра..." "Завтра-завтра..." Вот так на этом, я думаю, можно и закончить этот разговор. Иногда после нашей передачи читаешь отзывы: "Как он может шутить в такое время?" - это про меня. А когда у них другое время, объясните мне?
М.: Вот Вы когда сейчас говорили, я смотрел на зал и подумал, что у нас передача первая в сезоне и она будет очень непростой, потому что у меня такое ощущение, что людям как-то неловко смеяться. Общество притихло.
Ж.: Да.
М.: Как Вам кажется, эту атмосферу можно ли и нужно ли менять?
Ж.: Нет, ну человеческий организм, он долго не может быть тихим. Какое-то время в тишине, а потом начинается опять. Там музыка, там смех, там крик, там вопль, там стон страстный - и всё, и начинается жизнь опять. Мы все не можем долго находиться в таком состоянии. Сейчас меня веселит очень многое, просто изумительно. Я тут прочел и услышал, что наш президент Дмитрий Медведев получил вопросы от Ангелы Меркель, и дал обоснованные развернутые ответы по поводу войны. Всё! Это изумительно! Ни слова о вопросах, ни слова об ответах! Просто - что же мы хотим, в чем мы хотим участвовать. Ну у нас все равно не получится, даже если мы тут будем обсуждать до потери сознания. Ведь и с Олимпиадой то же самое получалось. И мне очень нравился этот голос дикторши... Первые наши борцы, как раз представители Кавказа, которые специалисты по борьбе, и по вольной, и по любой другой борьбе. А это первые золотые медали... Вдруг дикторша телевидения, когда была получена первая золотая медаль: "Ну как, - сказала она, - золотой дождь начался?" И после Олимпиады - тишина. Тишина, потому что стали появляться какие-то сообщения, что дескать на двадцать медалей меньше, и где гимнасты, и где легкие атлеты, и где вообще пловцы... И тишина, тишина, тишина и тишина... Я прожил в такое время, когда были какие-то Всемирные выставки. Помните, где-то в Оттаве была Всемирная выставка. И, судя по репортажам с этой выставки, там был только наш павильон. Только наш один самолет. И только наш один ансамбль. И мы сейчас постепенно возвращаемся к этому. Поэтому я большой специалист, как говорится, ветеран холодной войны. И постепенно, постепенно мы остаемся без информации, поэтому живем в мире, в дружбе. Пока да...
М.: Так постепенно оттаивает зал. Наша передача выходит первого сентября, мы записываемся раньше. Ваш сын и мой сын идут в сущности в ту же школу, в которую ходили Вы, и в сущности в ту же школу, в которую ходил я. Потому что в этой школе зубрежка по-прежнему важнее, чем умение мыслить, по-прежнему дают массу ненужных знаний, по-прежнему дети абсолютно бесправны. И у меня к Вам вопрос такой: вот почему в нашей стране очень много чего изменилось: компьютеры появились и т.д., а школа не меняется? Почему?
Ж.: Ну чего говорить - я сам обладатель тринадцатилетнего пацана, Митьки. У него было день рождения пятнадцатого августа. Я ему сказал: "Митя..." Я скажу то, что я ему сказал - пусть он слышит опять. Я сказал: "Митя, сейчас тебе уже тринадцать лет, до сих пор между тобой и вечностью стояли папа и мама. Теперь ты готов уже сам встать на их место. Бог, наверное, есть. У нас, в нашем обществе, в нашем возрасте, в твоем возрасте - это называется совесть. Бог - это называется совесть. Вот что я тебе пожелаю вкратце: имей совесть и поступай, как хочешь". Вот! Вот с этим Митькой я прошел... Это первый сын, который растет со мной. Я уже давно говорил, что к сожалению, многие женщины в советское время брали ответственность на себя. И я получал либо письма, либо звонки: "Я забыла тебе сказать... никаких претензий... я забыла тебе сказать... просто чтобы ты знал, что у нас с тобой..." И люди эмигрировали и увозили моих детей. И вот увозили так, и они видимо считали, что от меня что-то интересное им передалось. Может быть. Я не успел собрать всех под своим флагом. И вот этот первый, это мой сын, с которым я расту вместе. Наша система образования, я уже сталкивался за это время, наша система образования идет вширь. Она дает довольно такие фундаментальные знания - вширь. Допустим, американская система образования - рассчитана на талант. Появляется в классе талант - всё, он учится по отдельной программе. И мы видим яркий пример на Олимпиаде - вот Фелпс. У меня нет ощущения, что с ним можно о чем-то разговаривать. Вот это человек, который и в школе и в университете плавал. Ел и плавал. Плавал и ел. Ну и что? Сказать, что они проиграли в этом - не могу. Он восьмикратный олимпийский чемпион, он пятикратный мировой рекордсмен, ну так какого-то химика потеряла страна. Но посмотрите зато, какая слава! И он ходит и вокруг него народ. И все ждут, что он что-то скажет - не может сказать. Ну ничего страшного. Значит, мама скажет. Но выигрыш в этом есть. Вот система образования, о которой мы хотели сказать. А наш бедный мальчик, маленький такой, садится... Как я когда-то шутил... Я когда-то хорошо шутил... Я говорил: "Если хотите, чтобы ребенок затих надолго, дайте ему анкету заполнять". И сейчас дите приносит из школы анкету. Там: доходы родителей. Почему-то это их очень интересует. Потом: вредные привычки родителей. Какая квартира, величина квартиры и так далее. И вот этому заполнителю анкеты, то есть доносчику, восемь лет всего! И ты с ним сидишь и думаешь - куда, и что, и как. Еще один недостаток - каждый педагог считает свой предмет главным. Поэтому справится с ними невозможно. И если ребенок чуть-чуть не такой, как все остальные, они теряются, у них опыта нет, они привыкли к советской системе. Ну я не знаю, я сам не специалист, видите, это первый ребенок, с которым я расту вместе, если бы их было несколько, я бы уже знал. Как говорила мне одна дама: "Рожать надо побольше, они потом сами выращивают друг друга".
М.: Продолжая школьную тему - вот именно почему-то в эти месяцы обсуждался новый учебник по истории. Это учебник, который будет рассказывать про жизнь России в двадцатом веке. Там очень много всего странного, но в частности там написано, ну учителям рекомендовано говорить о том, что Сталин, как управленец, действовал вполне нормально, ну были некоторые изгибы... Вот как Вам кажется, почему мы не можем честно признаться в том, что были репрессии, что была война человека против своего народа. Почему мы не можем честно об этом сказать?
Ж.: Почему считается, что сколько - миллионов двадцать расстреляно?
М.: Никто точно не знает, но примерно так.
Ж.: Миллионов двадцать расстрелянных помогли остальным лучше работать. Вот как-то так получается, что чем больше расстрелянных... Может быть, настолько все теоретики, настолько авторы учебника этого, настолько мы сами не верим, что мы можем каким-то образом работать добровольно, что обязательно надо сажать. Я там был, в тех местах. В Магадане... Это страшное дело. Под каждой шпалой чьи-то кости. Страшные лагеря. Как говорила тут одна тетка вчера утром в передаче у другого Малахова, она говорила: "Так я же двадцать лет жила с мужем. Он и стрелял в меня из двустволки, и с топором гонялся, и с ножом - двадцать лет любила его..." Вот это всё - наше. Любили мы Иосифа Виссарионовича. И стрелял, и топором нас... Любили... Такое у нас свойство - нас надо бить, над нами надо издеваться. Мы тогда, конечно, и аплодируем, и любим, и замазываем эти синяки, зализываем эти раны. Только в деревне где-то под Одессой я слышал, что муж-алкоголик повесился и бабка говорила детям: "Тихо-тихо, пусть повисит, не надо вытаскивать". Я уже думал: что так нам нравится в эпохе Сталина? Возможность предавать и доносить, конечно. Это великое дело. Видеть дело своих рук, исполненное тут же. Ты сегодня написал, завтра повели. Это же мечта! Главная же мечта наших - а пусть его накажут. Соседа, кого угодно. Вот я знаю парочку ученых, каким образом они пострадали: автором доносов был заместитель этого ученого либо сосед по квартире. То есть заместитель рассчитывает на его должность, а сосед по квартире на его квартиру. Очень простые мотивы. Доносчики и их жертвы ушли из жизни, а доносы-то все остались. Они же все в архивах. Поэтому дети сейчас (я знаю в Новосибирской Академии Наук), дети знают, кем были их родители. На этом я заканчиваю.
М.: В Госдуму внесен проект закона о создании общественного совета по нравственности в кино и телевидении. То есть опять будут какие-то люди, они будут решать, что мне лично смотреть, что для меня имеет смысл как нравственно и что не имеет. Вот кто, с Вашей точки зрения, может оценивать нравственность Михаила Михайловича Жванецкого? При этом хочу Вам сказать, что ответ "жена" не принимается, как самый естественный. Потому что она вряд ли войдет в этот совет.
Ж.: Ну жена, как говорится, и не должна знать. Поэтому, конечно, ответ "жена" не принимается. Но я хочу сказать, что я бы не особенно был бы против такого совета. Мне вот эти скандальные разборки, чья-то дебильная супружеская жизнь, вот эти все влезания куда не надо - меня уже от этого тошнит. Я не могу заслонять Митьку все время, без конца вот так стоять. Я не могу без конца смотреть, что он там смотрит. Он там уже смотрит все, что попало. Я уже с котом своим тоже смотрел специальную порнографическую программу для кастрированных котов. Но юмор, но дебилизм вот этот весь - я вот от этого его хочу защитить. Когда говорят - а судьи кто? Вот в совете по нравственности должны быть Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский или хотя бы те, кто их знает.
М.: Всё, что Вы говорите, абсолютно справедливо, но возникает следующий вопрос. Ну поскольку этих людей нет, которых Вы назвали, не возникнет ли такая ситуация, когда совет по нравственности скажет, что некая программа нравственна, а когда Жванецкий говорит, что в наше трудное время можно смеяться, это безнравственно. В результате всё, что Вам кажется безнравственным, останется, а нас с Вами закроют.
Ж.: Да, ну в принципе нас закроют не поэтому. Я думаю, что конечно совет по нравственности функционировать не будет. Ведь в нормальном обществе можно подавать в суд. У нас суда не было, нет, и видимо не будет. Просто как-то люди не заинтересованы в этом. Не заинтересован ни верх, ни низ, ни средний класс, никто не заинтересован. Все привыкли жить без суда, и в общем и живут и всё. Принимают всё так, как есть. И так же как изумительная борьба с коррупцией бесконечная. Так же точно. Поэтому я думаю, что ничего особенного в телевидении не изменится, тем более что власть заинтересована в том, чтобы это всё продолжалось так, как есть. Но если нам урезали всю информацию о Западе, если нам урезали всю информацию об Олимпиаде, если нам урезали половину информации об этой войне - значит есть совет по информации?
М.: В последней нашей передаче перед нашим отпуском, я попросил Вас напутствовать наших футболистов, и Вы сказали: "Ребята, если за полтора часа вы можете поставить эту страну на уши - сделайте это!" Они это сделали, они потрясающе выступили и, более того, наш президент предложил гражданство Гусу Хиддинку. Как-то Гус Хиддинк ушел от ответа... Как Вам кажется, кому еще из иностранцев имело бы смысл дать российское гражданство, чтобы наша жизнь улучшилась?
Ж.: Это вопрос сейчас очень модный. Очень действительно интересный. Ну вот дали мы Южной Осетии и Абхазии российское гражданство. У меня нет ощущения, что это сделает нашу жизнь лучше, но все-таки. Но если и это не изменит нашу жизнь к лучшему, можно дать российское гражданство, допустим, Дании, датчанам. Пиво там хорошее. Можно российское гражданство дать Голландии. Там и пиво и мясные продукты. Но если дать российское гражданство всему миру, то можно в конце концов докатиться и до темнокожего президента. Чтобы Бараку Обаме не было так одиноко, если он там будет. Вот все-таки смотрите, ведь у нас очень странно: мы защищаем в этой войне тех, кого бьем внутри Москвы. Поэтому я приветствовал бы российское гражданство по всему миру, чтобы мы, как самая мирная нация, как те, кто всегда выступал в защиту слабых народов и особенно людей с неславянской внешностью, чтобы мы могли защитить всех остальных. Спасибо за внимание. О чем поговорим?
М.: Про футбол еще...
Ж.: Давайте.
М.: Потому что произошел с моей точки зрения невероятный трансфер, когда один игрок по фамилии Дани был куплен "Зенитом" у московского "Динамо" за 30 миллионов долларов. Понятно, что это купил Газпром. Может быть, имеет смысл посоветовать Газпрому, куда можно еще вложить деньги такие, 30 миллионов долларов. Может, они просто не в курсе, куда можно еще деньги вкладывать? Потому что покупать за такие деньги футболистов в нашей стране мне кажется странным.
Ж.: Газпром, мне кажется, поступает редко, но поступает мудро. Потому что тридцать, допустим, детских садов - капля в море и никакого влияния на жизнь страны. Миллион беспризорников или бомжей, которым раздать по тридцать долларов - никакого влияния. Те же беспризорники скажут: "Давай Дани!" Детсад нужен только детям. А футбол нужен всем. Допустим, каждый футбольный болельщик мечтает о квартире. А все вместе мечтают о Дани, собравшись вместе. Надо быть в Питере, чтобы видеть эти лозунги, эти слоганы - на каждом углу, на каждом доме: "Кто не болеет за "Зенит", тот такой-то...паразит... тот убежит... тот не прибежит... кто болеет за "Зенит", тот нормально..." Вот это всё бесконечно. И вот эти люди, если не купить им Дани, они могут побить всех. Им нужен Дани, им надо купить. И Газпром в данном случае очень мудрое принял решение. Я поэтому говорю - поступает редко, но поступает мудро. Я сам умираю от зависти по мудрым решениям Газпрома и я думаю, что если у нас что-то не сложится с передачей, то как раз будем мы выступать на ступеньках Газпрома, аплодисментами встречая всех входящих и выходящих.
М.: Мы еще имеем возможность пожелать "Зениту" удачи сегодня и потом еще нашим футболистам в отборочном чемпионате мира. Но Вы тем не менее напрасно сели, потому что когда мы сюда шли, я Вас спросил, написали ли Вы что-то новенькое, Вы обещали на передаче что-то новенькое прочитать. И сейчас под бурные аплодисменты Михал Михалыч будет читать.
Ж.:
* * *
Мы ведем репортаж из тоннеля.
Хотя тоннеля еще нет, но он будет, обязательно будет.
* * *
Слух - развивает воображение.
Зрение довольствуется увиденным.
* * *
Человек может с человеком незнакомым:
а) лежать
б) стоять
в) сидеть, говорить, молчать...
* * *
Собака Буцик, дворняга, самостоятельный, умный, независимый, маленький, кривоногий, очень сексуальный. Но, завидев, кость...
* * *
Любимая фраза в фильмах про КГБ: "Почему сразу не пришли к нам?"
Нет, конечно, кто-то пришел сразу. До сих пор не может выйти.
* * *
Я где-то подхватил гимн Советского Союза, никак не могу избавиться.
* * *
Андрей так твердо сказать читать что-нибудь новое, а новое всегда сложно. Я всегда проверяю новое в Одессе. Здесь я ничего не успел проверить, поэтому извините, что задержал ваше внимание, но мы почистим.
* * *
ПРЕДСТАВЬ, СТЕПАН
Кто из вас мог бы стоять на углу на морозе в черных шелковых чулках...
* * *
М.: Я еще не позабыл, что после того, как Михал Михалыч прочитает, у нас начинаются вопросы от зрителей. Сначала видео-вопросы. Как говорится - внимание на экран.
Вопрос: Здравствуйте, Михал Михалыч! Меня зовут Леня и я учусь в школе. У меня к Вам такой вопрос: были ли у Вас в жизни шансы, мимо который Вы прошли и жалеете об этом?
Ж.: Нет, вы знаете, не было таких шансов. Я никогда не проходил мимо чего-либо. Какие-то шансы цеплялись за меня, даже если я прошел мимо них. Нет, во-первых, тебе просто нужно самому быть каким-то таким ярким и привлекательным и тогда ты не пройдешь мимо твоего шанса, потому что шансы начинают вращаться возле тебя.
М.: И следующий.
Первый зритель: Здравствуйте, меня зовут Андрей. Я из города Новосибирска.
Второй зритель: Меня зовут Роман, я из города Новосибирска.
Первый зритель: Михаил Михайлович, представьте, Вас попросили сконструировать идеальную женщину, чьи глаза и волосы были бы у нее из известных Вам женщин?
Второй зритель: А также ноги и грудь?
Ж.: Его товарищ все время что-то более существенное предлагает. Конечно, я не скажу, что женщина сразу бывает как-то привлекательна. Но ты охватываешь сразу взглядом. И ты даже не чувствуешь - тебе дает почувствовать организм и всё, что с ним связано. Вот организм дает тебе почувствовать - это оно. Вот что-то ёкнет и ты можешь обернуться и посмотреть назад. Но так разделить, чтобы вот "глаза от этой, нос от этой" - это фоторобот. Это милиция большие специалисты по этому делу, я не могу это делать.
М.: Теперь я обращаюсь к залу: если вы хотите задать вопрос, вы должны поднять руку, вам дадут микрофон. Вот, пожалуйста, молодому человеку дайте микрофон.
Зритель: Добрый вечер, Михал Михалыч! Как Вы считаете, на Ваш взгляд, с какими людьми интересней общаться: с полными или с худыми?
М.: Очень хороший вопрос.
Ж.: Вы знаете, жаловаться на полноту нужно только полным людям. На худобу - худым. На немощность - немощным. Вот мне не повезло, я дружу с худым человеком, абсолютно непонимающим мои проблемы. Я жру - он в это время постится, у него диета, и мы вот так вразнобой и живем. Очень это сложно. С Андреем, наверное, мы были бы очень дружны. Потому что он прав, мы похожи. Конечно, я предпочитаю дружить с полными. Так как я сам полный, то общаться предпочитаю с полными. Вот такое что-то есть - есть о чем поплакать друг другу.
Зрительница: Я Надежда из Москвы. Если бы у Вас была волшебная палочка, и можно было бы взмахнуть всего лишь один раз, какое бы желание Вы заказали?
Ж.: Вы знаете, трудно сказать. Вот я думаю, ну что, я хотел бы быть молодым? Нет. Я может быть, хотел бы выглядеть чуть моложе - может быть. Но не потерять ничего из того, что я накопил. Не потерять ничего из того, что я имею сейчас. Хотел бы я денег? Нет. Достаточно. Как говорится, ну, чтобы был здоровым. Чтобы продолжалась личная жизнь. Не просто жизнь - а личная жизнь. Может быть, я это бы и попросил. Чтобы я никогда никого не разочаровывал. Спасибо за внимание.
М.: Вообще у передач как бы не должно быть никакого результата. Ну вот передача выходит - какой может быть результат? Но мне кажется, Михал Михалыч, что у сегодняшней передачи есть результат, потому что прямо на наших глазах сидящие в зале люди стали мягче и веселей. Это прямо случилось вот на протяжении передачи. И мне хочется в этом видеть некоторый символ и какую-то даже надежду. Потому что, значит, в принципе такое возможно, за что Вам, конечно, спасибо. На этом мы передачу заканчиваем, до встречи через месяц, всего доброго, до свидания, пока.