М.: Добрый вечер! Мне кажется, что по нынешним временам прямо приятно, когда в стране есть какая-то стабильность в чем-то. Программа <Дежурный по стране> по прежнему на канале <Россия>, мне кажется, что это хороший признак. Прошедшим летом Президент России начал очередную борьбу с пьянством, и мне кажется, что это на самом деле:
Ж.: Перспективное дело!.. Это надолго:
М.: Вот я знал эту реакцию, потому что когда говоришь про борьбу с пьянством начинают смеяться, хотя это на самом деле огромная серьезная национальная проблема. Только мне всегда казалось, что надо бороться не против, а за. Вот как Вам кажется - за что надо бороться в нашей стране, чтобы люди меньше пили?
Ж.: <Как мне кааэтся:> как говорил мой шеф Аркадий Исаакович Райкин - наш человек и наш народ всегда много пил, потому что мало ел. Вот если он будет больше есть - он будет меньше пить. Вот простой рецепт. Нельзя оставлять его наедине с водкой без закуски. Что-либо запрещать - смысла не имеет. Допустим, вот президент: Ну я не буду ссылаться на президента, все говорят: Вот я всегда представляю себе интеллигента пьющего: Пьющего человека, в прошлом интеллигента, а ныне просто пьющего. Это тоже профессия, просто пьет он, с товарищем стоит за мраморным столиком, стоячий столик такой. Товарищ с дамой этого же типа. Она похожа больше на мужчину, чем на женщину. Может даже быть в пиджаке. Они так стоят трое вокруг мраморного столика в пиджаках и там на фоне сегодняшних всех злободневных рассуждений, что вот из аварии на Саяно-Шушенской нужно сделать выводы, извлечь уроки: И мы сделаем выводы и надо сделать уроки, и сделать итоги, извлечь уроки: И вот он уже так вот стоит и говорит: <Все правильно, Екатерина, ты пока наливай, я все скажу - все это правильно. И итоги, и выводы, и из аварии итоги - все это правильно: Вот мы сейчас все это выпьем: Я сочувствую нашему руководству и нашему президенту, но мне, как бывшему интеллигенту, кажется, что это только начало разговора>. И говорит: <Ты пока наливай, Катя: А где это всё начало? Где концы? Почему-то нам ничего не сообщается:> И действительно, концы этих разговоров не сообщаются никогда. И поэтому он говорит: <Поэтому давай лучше выпьем, потому что если мы не будем пить, а будем допытываться, власть сама нам нальет>.
М.: Мне кажется, это был исчерпывающий ответ на самом деле: Этим летом умер Майкл Джексон, у которого была странная жизнь и еще более странная смерть. И все, что происходит после нее, это всё превращается в какое-то шоу, какие-то бредовые заявления. Не знаю, знаете ли Вы, что один из наших продюсеров российских предложил вынуть из Мавзолея Ленина и положить туда Майкла Джексона - на полном серьезе. В связи с этим у меня к Вам вопрос: вот когда такая звезда, как Майкл Джексон - это человек или это уже какое-то другое существо, которое не совсем человек?
Ж.: Ну абсолютно вы правы. Я тоже, когда смотрел, я так и не понял: толпы людей, сотни тысяч танцуют эти танцы, вот эти движения - ну да, ну конечно, но кто он из себя?.. Вот прав Андрей абсолютно: Мужчина? Или не мужчина вроде бы: Дети его или дети не его? Долги его или не его? Потом, когда высыпала на сцену толпа продавать билеты на похороны?!! Я так и не понял - они говорят, они вроде пригласительные билеты раздавали: Но потом стали их продавать, видя, каким спросом это все пользуется: Продавать билеты на похороны - и не хоронить! Ну то есть он участвовал уже в таком шоу, я не знаю, был ли он там извините, на сцене, во время вот этого шоу: Где эта вся <мишпуха>: Это чистая <мишпуха> одесская, вот эти родственники в огромных шляпах: Диковатые люди: Вот такой какой-то ребенок начинает плакать: <Боже мой, папа!..> Потом оказывается, что это не его ребенок и он не его отец. И это были фальшивые слезы и фальшивые крики. И эти черные шляпы, это огромное количество людей, которое подходит, отходит. Боже мой! Боже мой! Какое огромное разочарование от этой семьи, от этой кодлы, которая хочет еще и еще и еще заработать. Может быть, им нужно рассчитаться с долгами, может быть. Но невозможно это все наблюдать. Поэтому такое происходит всегда - если в искусстве есть какой-то смысл - ты поднимаешься на сцену, чтобы опуститься в какую-то глубину, то тебя хоронят, пусть не так много. Но если ты уходить, то эти люди вокруг тебя соберутся молча и молча тебя проводят. И сколько их будет - они будут все твои. Спасибо за внимание.
М.: Это значит, что Майкл Джексон - такая ошибка человечества? То есть мы не тому поклоняемся?
Ж.: Нет, я думаю, что это не ошибка. Но это просто такое ощущение, что каких-то <открытий> у него больших не было. Но это был явный талант, это талант, который отдельно существует. Вот то, что Вы сказали, это правильно - талант не нашел человека. Хорошо сказано! И вообще - следите за мной. Вот я буду читать, там есть одна такая шутка, я ее второй раз буду читать. То есть я ее вам один раз скажу, а второй раз прочту, потому что это вот оттуда, потому что я этим летом это написал. Вот говорят: <Михал Михалыч - вот мой папа - как Вы - он говорит-говорит и вдруг что-нибудь скажет>. Вот очень точно.
М.: Всегда не очень хочется задавать серьезные вопросы, но иногда невозможно обойтись, потому что действительно что-то непонятное и очень тревожное происходит на Кавказе. Вы все это знаете, происходит просто череда терактов этим летом, погибли люди, чуть не погиб президент Ингушетии. Михаил Михалыч, у меня к Вам вопрос такой: может быть, нужен какой-то неординарный взгляд на то, как этот гордиев узел на Кавказе разрубить? Может быть, нужен какой-то нетрадиционный подход к этому?
Ж.: Какой к этому подход может быть, я не знаю. Кавказ сейчас всюду. Это кажется, что оттуда можно выехать, приехать сюда и здесь спастись. Вот существуют наркотрафики. Существуют какие-то крики всемирные: как к нам поступают наркотики?! А как туда поступают боеприпасы? Как поступает вооружение на Кавказ? Они что - покупают у нашей армии? У них же нет своих складов. Это я по порту вам говорю - складов. Склады, конечно, будет правильно по-русски. Но смысл лучше, когда говорят складов. Так вот, склады с боеприпасами у Советского Союза, как вы все слышали, как мы все слышали - они всюду, их полно и они все время взрываются. То есть они все время взрываются, калечат людей. Ну, не могут они тоже лежать - боеприпасы. Патроны ищут людей! Это также как люди ищут патроны. И вот они встречаются когда и заряжают это все. Страшная эта ситуация и сейчас, когда я тоже читают про эти взрывы, ну грубо говоря - ради двух-трех человек кто-то себя взрывает. Это уже не скопление, когда мы говорили <скопление>, да, мы перестали скапливаться в каком-то одном месте и все, кто избежал скопления там, скапливаются в другом месте. Значит, нам очень трудно не скапливаться где-либо. Но здесь, когда уже взрывают просто двух-трех человек, ты уже не знаешь, что делать, потому что тебе подаст кто-то руку и взорвется. И ты с ним взорвешься, и ты понимаешь, насколько человек уже не дорожит своей собственной жизнью. Причем, если бы были какие-нибудь требования - я требований не слышу! Ничего не слышу. Значит, я бы пресек этот трафик патронов и все-таки - поговорить! Отчего такая ненависть? Что они хотят? Не слышно же! И может быть, поговорить.
М.: А у кого?
Ж.: Вот! Вот я и в тупике! У кого, действительно, спрашивать? Ну, у того, кто взорвался, уже не спросишь. Я думаю, кто-то есть. Слишком много затрат, слишком много труда и ума нужно, чтобы подготовить такого человека, который себя взрывает. Его нужно убедить. И, во-вторых, его нужно просто оборудовать. Он же уже не живой человек, его нужно просто оборудовать. И вот тогда, может быть, что-то попробовать с кем-то поговорить. Может быть. Все, я закончил, с трудом.
М.: А вот скажите пожалуйста, а вот как Вы оцениваете итоги визита Барака Обамы в Россию?
Ж.: Какие приятные у нас броски: Нет, ну это другой совершенно разговор. Вот казалось бы - тоже противник. А какой симпатичный! Казалось бы - ну вот же: Такой понятный: Ну, и кроме того, мы тоже уже довели его до точки унижения. Он, когда сюда приехал, я на него удивлялся - ну молодец, ну как с малыми детьми. Он говорит: <И страна прекрасная и Пушкин ваш - тоже наше всё!> Ну с таким настроением приехал человек. И, говорит: <И президент изумительный! И второй президент еще лучше первого!> <И оба лучше меня, - он уже хотел сказать, - просто вот и прохожие и люди мне понравились:> Придется, видимо, дать какую-то поправку в Конституцию, чтобы любить русских. Потому что хватит уже. Хватит и я дам приказ. Любить наших оттуда! И, конечно, чувствовалось, что человек приехал не ссориться, что человек приехал мириться. И мы тоже не хотим ссориться, но нам надо просто. Надо! Мы же не можем! Ну как - приехал такой враг! Ну как вообще мириться?! Вообще, если помириться с Америкой, вдруг подружиться - это вообще окончательный крах всех советской системы, которая все еще процветает у нас кое-где в душе. Вот это крах советской системы окончательный. Во-первых - не иметь врага - значит не на что ссылаться на низкое качество продукции. Не это все - не на что ссылаться, на эти взрывы, это все может быть при наличии хорошего такого противника за океаном. А как мне кажется, настоящую опасность для нас представляет Китай, но мы с ним дружим. Потом КНДР с ракетами - мы там приятельствуем. Кто еще? Иран, в котором вдруг появились лозунги <Смерть русским!> - тоже дружим, тоже нельзя враждовать. Венесуэла - ну просто любим. Я бы ее через два <Л> уже писал. А с Америкой, я прикинул, мы где-то лет шестьдесят уже во вражде. В холодной войне лет шестьдесят уже прошло. Я бы в честь вот этого юбилея шестидесятилетнего - вражды, которая без жертв, без катастроф - я бы в честь этой вражды устроил какое-то гуляние у нас, с наградой частей американской армии и флота. И наших тоже наградить их орденами. Вообще, ненавидеть того, кого любишь, или любить того, кого ненавидишь, петь его песни, одевать его одежду, пользоваться его лекарствами, языком, деньгами, Интернетом - и ненавидеть! Мне даже кажется, что наш любимый Барак Обама шепнул что-то нашим президентам. Он им, наверное, сказал: <Ребята! Если вам для престижа нужно, чтобы мы были Вашим врагом (ну действительно, ну кричать и топать на Америку отсюда - ну это престижно, ну это огромная страна, мощная, а мы все время - а ну давай отсюда! - и пошли на работу). Все они сидят там за океаном и замышляют что-то, минуты свободной нет - все замышляют. И там, и там, и там замышляют - поэтому, я думаю, Обама шепнул: <Если нужно для престижа, мы будет вашим врагом - какое-то время, потом помиримся>. В общем, короче говоря, мне очень понравился визит и я просто подивился этому гигантскому терпению этого темнокожего человека. Кайфую! Спасибо за внимание.
М.: Такое произошло неординарное событие летом: президент России Дмитрий Медведев отправил видео-письмо письмо президенту Украины Виктору Ющенко, а президент Украины Виктор Ющенко отправил видео-ответ президенту России Дмитрию Медведеву. Я не буду Вас спрашивать про суть:
Ж.: Чтоб не забыть изображение друг друга.
М.: Но у меня вопрос в другом - вот если бы у Вас была возможность обратиться к кому-нибудь эпистолярно, Вы к кому бы обратились и как? Каким образом, сейчас же можно по-разному. И, может быть, не к современному, а так фантазийно говоря, к кому-то из прошлого, Вы хотели бы обратиться каким-то необычным эпистолярным образом?
Ж.: Ну что я могу рассказать Льву Николаевичу Толстому? Или Антону Павловичу Чехову? Только они бы у меня попросили рассказать, что сейчас у нас происходит. Значит, вот есть пары такие - потерявшие терпение. Россия-Украина, Россия-Грузия. Спешат. Эти страны завоевали только что независимость - они спешат. Спешат что-то застолбить. Язык застолбить, ордена дать покойным каким-то очень сомнительным людям. Вот как на Украине - русский настолько родной и близкий язык и его еще дублировать на украинский язык! Люди, которые хотят донести свою мысль - они говорят по-русски. Они говорят на том языке, на котором они мыслят. А те, кто рвутся вверх и хотят куда-то попасть - они говорят на языке того места, куда они хотят попасть. Поэтому вы видите эти лица, которые говорят по-украински, которые говорят длинные речи - гладко, быстро, хорошо - но это лица тех, кто уже хочет куда-то попасть. Их видно, они все равно, чтобы их поняли, они переходят на русский. Это называется - мучить людей. Быстро-быстро начать мучить людей, чтобы быстро обозначить свою государственность. И вот эта спешка, которая даже произошла в Прибалтике, которая произошла на Украине, которая произошла в Грузии - и спешка, с которой Россия откликается на это - <ну мы не можем, ну давайте быстрей бряцать чем-то, давайте быстрей обозначим себя, как можно быстрей враждебно ответим> - все это спешка. И рядом сидят цивилизованные люди, которые молчат и терпят. Вот молчать и терпеть - это сейчас наша задача. Потому что люди внизу, поэтому надо наверху быть осторожными. Спасибо за внимание.
М.: Этим летом я, как и огромное количество москвичей и не только москвичей, летел из аэропорта <Шереметьево> сначала заграницу, а потом возвращался. В этот раз я засек время - когда туда летели, я стоял в очереди час, когда обратно летели - я стоял в очереди полтора часа, вместе со своим другом швейцарцем, который меня все время спрашивает: <Почему очередь?> Причем я стоял полтора часа в помещении, где нельзя было даже купить воды. Эта ситуация повторяется из года в год. В связи с этим я Вас хочу спросить: вот когда в нашей стране долго, годами, не решается какая-то проблема - что надо делать? Надо снять начальство? Надо делать вид, что проблемы нет? Или вообще что делать в такой ситуации?
Ж.: Не знаю. У нас все время меняют этого на этого, этого на этого, этого на этого - а жизнь не меняется. Потом опять: этого на этого. Ну когда-то мы говорили, когда видели такие бесконечные очереди, особенно в авиакассу, тогда были очереди в авиакассы. И спрашивали: <Почему очередь в авиакассу?> И умные люди отвечали: <Все потому, что в ночь с 25 на 26 октября 1917 года:> Нет, там еще есть концовка: <Революционные рабочие и крестьяне взяли власть в свои руки>. Вот всё было ясно и никто больше вопросов не задавал. Вот очереди в кассу, вот в магазине <Сыр> тоже продавались авиабилеты, вернее, они там не продавались, но там были какие-то люди, которые могли достать авиабилеты - в магазине <Сыр>. Вот терпение - эти люди терпят, терпят, терпят - потом оно лопается. И этих начальников не просто меняют, а расстреливают к чертовой матери. Всё, начинаем жить по-новому, и кто соскучился по пролетариату - вот он есть, пролетариат. И проблема же - эта же! А через некоторое время опять эта же проблема, опять эти же очереди. Потому что всех поменяли, расстреляли, но проблему же решили! Строй поменяли, страну поменяли, а проблему не решили! А кто будет, извините, смазывать Саяно-Шушенскую ГЭС? Кто там будет за этим следить? Проблема опять же - людей поменяли, а проблему не решили. И вот потом опять начинается терпение, терпение, терпение: Опять взрыв! Опять начальство меняется, опять расстреливают! Хотя, может быть: Вот Путин сказал (между прочим - не я), он сказал: <Я не тороплюсь людей увольнять>. Довольно толково! Потому что у людей нет опыта и новые люди не работают лучше.
М.: А что делать?
Ж.: Вот - что делать, что делать? Андрей, перестаньте меня донимать вопросами, которые нужно просто повесить в воздухе. Что делать? Во-первых - только и просто сочувствовать. Вот сочувствовать - таким, как вы, таким, как те, кто стоит в душном помещении без воды. Сочувствовать! У наших к нашим сочувствия нет! Мы относимся к нашим людям все как чужой к чужому. Сочувствия нет - и поэтому вот они стоят, и поэтому они ждут, и поэтому они без воды и поэтому они гибнут и мало ли что. То выпьют от нечего делать, то что-то сделают от нечего выпить.
М.: Вот ученые из Калифорнийского университета и из Токийского провели ряд серьезных опытов и выяснили, что растения умеют разговаривать. Это преамбула. А вопрос конкретно такой: с кем бы из растений Вам бы хотелось поговорить?
Ж.: Да я все время болтаю: Как раз чего-чего, а говорящих растений у нас полно. С кем бы я не хотел говорить - это с кактусом, такой злобный тип, противный, одинокий. Мне кажется, вот если очеловечивать растения - роза, которая всегда в руках у мужчин, она же у женщин не задерживается. Как ни странно, все время розы при мужчинах. Вот они куда-то ходят, они чего-то дарят, да, ее куда-то ставят и дальше неизвестно. В общем, роза - в окружении мужчин, с ней можно было бы поговорить. Иногда мне кажется, что с лимоном было бы интересно поговорить. Почему он такой кислый и мерзкий? Я помню еще вот эти все наши детские номера - в Оперном театре сесть в первый ряд и кушать лимон. На сцене начинается черт-те что! Оркестр не может играть, актеры не могут петь. Вот такой вот, казалось бы, похож на сладкий апельсин, обманчивый такой - а начинаешь кушать - всё! Передается мгновенно. И вот я хочу сказать, вот я был тут как-то в Италии - и вот фикус наш, вот интеллигент, фикус домашний. Я, во-первых, увидел, какой он на родине. Он же, оказывается, приехал к нам из-за границы. Благородный, высокий - это дерево! А какая судьба - попал к нам - посадили в горшок! Тут же посадили в горшок, в каждой семье сидит такой интеллигент, с такой сложной биографией, смотрит телевизор молча. И все время ощущение, что он в душе опровергает каждое слово диктора. Вот он это видит, вот этот фикус вот такой человек. И видно в нем следы вот этого благородства, которое вот оттуда, из этих теплых стран, где в его тени сидело по пять-шесть человек и он болтал, с кем хотел, и он был в окружении, а здесь он один, в горшке. Иногда мне кажется, что ночью, может быть, он что-то шелестит, видимо, над кем-то смеется и что-то вспоминает. Вот с ним бы я хотел поговорить как со старым, заслуженным эмигрантом.
М.: И вот наступает тот момент, особенно ожидаемый нашими зрителями, когда под бурные аплодисменты собравшихся, Вы начинаете читать свои произведения.
Ж.:
* * *
Мне все время хочется договориться.
Мне даже с ними хочется договориться: давайте вы управляете, управляете, управляете - а я вас высмеиваю. Высмеиваю, высмеиваю - и нам всем за это платят. Платят люди, которые видят вас и слышат:
* * *
Я только думаю о простом народе.
- Эй, простые люди! Народ! Бросай пропитание! Слушай сюда! Нет, не сюда - левей!
Из кустов слышен мой голос - это я.
- Чем вам не нравятся миллионеры?..
* * *
Физкультура продлевает жизнь человека на пять лет.
Но эти пять лет надо провести в спортзале.
И как сказал мой товарищ: - Лучше все-таки в спортзале, чем в гробу.
* * *
Жить - это подняться и опуститься.
И жить дальше, имея в запасе высоту.
* * *
С возрастом он получил, что хотел, но потерял, что имел.
* * *
Если интеллигенция себя презирает, то я не слышал, чтобы себя презирал рабочий класс. Хотя у него не меньше оснований.
* * *
Моя идея в том, чтобы промежуток между глупостями у меня был длиннее, чем у других.
* * *
Как живут в России: иногда выпьют от нечего делать, иногда сделают от нечего выпить.
И часто умирают от нечего делать и от нечего выпить.
* * *
Когда мне говорят: - Имейте совесть!
Я говорю: - Уже имел.
* * *
Все-таки как меняется наша жизнь - вот я тут пишу: <Раньше все время чего-то хотелось, теперь все время чего-то не хочется>.
* * *
Люди у нас замечательные: он в ресторане заплатил за всех, а все ему собрали на обратную дорогу.
Дома у него детский крик: - Папа, хочу мяса!
- Не думаю: - говорил отец:
* * *
Когда он встречал красивую женщину, он шептал себе:
- Альберт, к ноге!
* * *
Придумали понятие <народ>, чтобы обманывать отдельных людей.
* * *
М.: Теперь мы переходим к той части программы, где вопросы задают зрители. Сначала будут видео-вопросы, а вы можете пока подумать, а потом могут задать вопросы зрители в зале. Итак, первый видео-вопрос.
Зрители: Здравствуйте, Михал Михалыч! Я - Михаил Куликов, а я - Сергей Тростков и у нас к Вам вопрос. Часто ли Вы вступаете в противоречие с самим собой. И как Вы сами с собой миритесь?
Ж.: Прибегаю к помощи жены! Причем это абсолютно документальный ответ, я не смог бы так быстро сообразить. Но если у меня возникают какие-то противоречия с самим собой, какое-то презрение к себе - я все время спрашиваю: <Правда ли, что я такое дерьмо?>
М.: И что отвечает жена?
Ж.: Она отвечает: <Ну если отбросить талант:> Я тогда говорю: <А может быть, не будем отбрасывать?>
М.: Следующий видео-вопрос.
Зрительницы: Добрый вечер, Михал Михалыч! Меня зовут Валентина, а я - Анастасия. Мы приехали из Адыма и хотели спросить: когда Вы сталкиваетесь с бедой или неудачей, Вы чаще спрашиваете себя <за что мне это> или <для чего мне это>? В смысле - для чего это новое испытание дано?
М.: Философский вопрос.
Ж.: Какой вопрос?
М.: Они спрашивают, смысл вопроса в следующем: когда происходит какая-то неприятность, Вы говорите <боже мой, за что мне это> или думаете <для чего мне это Бог дал, чтобы что-то я новое понял>.
Ж.: Ага!
М.: Это они спросили, просто я пояснил.
Ж.: Я чаще спрашивал: <Кто это затеял?>
Зрительницы: <Спасибо большое!>
М.: Теперь я обращаюсь к зрителям в студии, надеюсь, что кто-то из вас хочет задать вопрос, поднимите, пожалуйста, руку.
Зрительница: Здравствуйте, Михал Михалыч! Меня зовут Елена и у меня вопрос ко Дню знаний. После лета идет День знаний, вот вопрос на эту тему. Есть такие фразы, как <знание - сила>, <женщина - наша слабость>, а может ли слабость сделать сильным, научить? Спасибо.
Ж.: Я давно смотрю на вас, я ожидал этого вопроса от вас я ожидал, конечно. Теперь вы ждете от меня ответа. Вряд ли он у меня получится. Ну вы знаете, слабость может как-то научить силе, только если ты этому человеку сочувствуешь. Тогда, конечно, ты вынужден быть сильным и ты становишься сильным, если при тебе кто-то слабый. Все равно ты становишься сильным. Вот ты с ним идешь, или ты с ней идешь - и она, как вот всё время в голливудских фильмах спрашивает: <Что случилось? Куда мы идем? Почему ты ничего не объясняешь? Что происходит?> Там стреляют, там валяется тысяча человек убитых: <Что случилось?> - спрашивает она. Он говорит: <Идем! Пошли! Не спрашивай!> <Как я могу не спрашивать? Вокруг стрельба идет!> <Пригибайся!> Все пригибаются. <Выпрямляйся!> Все выпрямляются. <Теперь пошли!> И вот исходя из опыта голливудских фильмов, я считаю, что сильным становишься только тогда, когда ведешь человека, который не понимает, что с тобой происходит. Спасибо за внимание.
Зрительница: Добрый вечер, дорогой Михал Михалыч! Как-то раз одному юбиляру Вы дали мудрый совет: <Прибавлять не годы к жизни, а жизнь к годам>. У Вас недавно был юбилей. Удается ли самому следовать этой мудрейшей заповеди?
Ж.: Всё время следую этому, потому что я: Вообще всегда, вы знаете, очень сложно что-нибудь придумать: Я вообще все время обсуждаю сам внутри только себя и основываюсь только на своем опыте, другого опыта у меня нет, кроме себя. Конечно, жизнь к годам. То есть вот меня сейчас - я запрещаю собеседнику говорить, сколько мне лет. Вот запрещаю! Есть у меня такой товарищ, который все время говорит: <Да нам с тобой уже по: Да уже многих нету из нашего класса:> Запрещаю говорить! Затыкаю рот рукой либо поворачиваю его спиной к себе. Чтобы я этого не слышал. Потому что - ну что за смысл? На юбилее - да, я наслушался. Но и то, все-таки люди старались не говорить, жалели меня. Старались не говорить: Ну и я, если мне нужно, найду людей, которые мне не будут об этом говорить. И я стараюсь из этой компании не выходить. Спасибо за внимание.
М.: Так, пожалуйста, есть еще желающие?
Зрительница: Михал Михалыч, скажите, пожалуйста, вот у Вас такое обалденное чувство юмора - это что у Вас: наследственное или приобретенное?
Ж.: Папа, как каждый советский врач, не завещал мне ничего. Мама была тоже советским врачом, тоже ничего не завещала. А чувство юмора, видимо, передалось от тех людей и развилось у меня. Когда живешь в этой жизни, ты единственное, чем спасаешься - юмором. Вот спасаюсь. Вот я уже говорил - ответы на удары, которые тебе наносят. Ты только приходишь домой и говоришь себе что-нибудь или это пишешь, записываешь. И вот на этом основано общее чувство - это спасение. Не песня нам строить и жить помогает, а строить и жить помогает - вот это. Но только юмор должен быть, конечно, не острословием, а остроумием. Это совсем другой юмор, так мне кажется.
М.: Мне остается сказать большое спасибо всем, кто нас смотрел, спасибо всем, кто пришел в студию. И я всегда надеюсь, что все будет в порядке, мы будем живы-здоровы и через месяц на канале <Россия> снова выйдет в эфир программа <Дежурный по стране>. Всего доброго, до свидания, пока!