Дежурный по стране, 07.10.2002

М.:

Добрый вечер, в эфире Российского телевидения “Дежурный по стране”, я, ведущий Андрей Максимов, Михал Михалыч Жванецкий. Мы поменяли место съемки, а в прошлый раз мы снимались на месте, которое пока называется Лубянка, но ощущение, что скоро она может называться площадь Дзержинского. И поэтому первый вопрос к Вам, как Вы относитесь к тому, что памятник будет восстановлен?

Ж.:

Я думаю, что публика, которая уже один раз получила удовольствие сносить этот памятник, снося этот памятник, мы ж видели лица, с которыми сносили, это ж был праздник, помните, как его подняли... Я думаю, что есть возможность получить второй раз такое удовольствие, но уже сыновьям. Так что я так думаю. А вы знаете, вот тут у меня есть произведение, которое я вообще хочу время от времени просто напоминать, я могу это сделать, напоминать “ту” жизнь. Вот тем, кто... Вот уже забывается, уже не понимается, кажется, уже кажется, что там было что-то, отчего мы все пели, отчего мы были такими радостными и фильмы были такими... И забывается многое... И я хочу сегодня почитать кое-что.

Читает произведение “Из чего состоит писатель?”

Маленькие такие, для развлечения.

Настолько все противоречиво, - говорит женщина, - я недавно узнала, что воздух, которым мы дышим....

Чего больше всего хочется, когда влезешь наверх...

Пять минут в день подумать о себе плохо - это как тридцать минут бега вокруг дома...

Всем нам светит вдали собственный памятник...

Вот “та” жизнь. Вот я встаю утром, за окном проходит парень с чемоданчиком. Это я так жил, когда я работал в ЦПКБ-3, конструкторское бюро. Ну, главное было попасть туда, а там уже сиди, читай книги. Мы животом задвигали книги. Я встаю утром, за окном проходит парень с чемоданчиком. Я подношу бритву к щеке - идет девушка в голубом пальто. Появился мужчина с портфелем...

Рассказав это вступление и как мы сидели, в основном сидели, задвигали животом книгу, сидишь задумавшись, начальник входит, ты задвигаешь животом, но ты сидишь опять задумавшись... Я хочу сейчас ответить тем, кто очень хочет, чтобы памятник Дзержинскому опять стоял, чтобы мы не забывали, вот мы и не будем забывать. Называется это всё “Люди социализма”. “Живопись” (в скобках). Вопрос: “А может быть, в социализме можно еще что-то поискать?”

Читает произведение “Люди социализма”...

Всех этих людей, о которых я сказал, тянет обратно в социализм, где водка три шестьдесят два, где всё знакомо, как в родной помойной яме, где висят для поцелуя похожие, как близнецы, ряха начальника милиции и задница первого секретаря обкома партии. Где центр торговли - туалет, центр живописи - лифт и место любви - радиатор. И смех приносит облегчение всем, включая покойников.

Ночью, когда все уснут, выплывает моя кровать из окна и плывет над городом...

Я жил в Ленинграде, когда я работал у Райкина и всё это я себе представлял... Ленинград, он дает такое вот ощущение мрака, недаром весь Достоевский там.

Сейчас мы немножко поговорим, потом я еще почитаю... Потому что с этим условием меня и приглашают...

М.:

Мы всегда обсуждаем события месяца, они, как правило, грустные, мы их еще обсудим, но я сейчас хотел бы, вспоминая Ваш замечательный рассказ про социализм, задать Вам такой вопрос. Вот мы сюда ехали, эта передача происходит в условиях записи, шла демонстрация людей с красными флагами и с черными флагами. Я даже не понял, за что и против чего и почему, у нас всегда национализм и патриотизм рядом идут.

Ж.:

Да, они уже как-то собираются вместе не потому, что они говорят об одном и том же, потому что они должны говорить и, по-моему, говорят, о разных вещах. Но просто их как-то выдавили в одно место. И они скопились вместе. Так я думаю. Я не знаю, я ничего страшней не знаю, чем вот эти, я ничего не могу ответить, вот если бы конкретней что-нибудь. Я лучше что-нибудь почитаю...

Читает произведение “Чувство национального юмора - тонкая вещь...”

М.:

Очень, конечно, трудно задавать вопросы сразу после Вашего чтения. Передача наша выходит седьмого числа, седьмого числа исполняется пятьдесят лет нашему президенту В.В.Путину. И понятно, что не хочется никаких славословий, а если это возможно чтобы Вы, который как человек, который пережили уже пятидесятилетие, посоветовали человеку, который только что его перешагнул, что делать. Как пережить пятидесятилетие? Мне кажется вот в жизни любого человека это серьезный момент.

Ж.:

Вы знаете, во всем этом вечере это самый острый вопрос. На него не знаешь, как ответить. Столько есть лизоблюдов и подхалимов, которые долго будут отвечать, долго будут говорить на эту тему. Я так думаю. Ну 50 лет это... Когда я сказал Окуджаве, что мне 60, он еще тогда был жив, он сказал: “Мальчишка”. Так что 50 лет - это конечно мальчишеский возраст, это возраст расцвета, он может делать всё, что он хочет и в конце концов. Не знаю, говорить, или нет. Но вот я скажу жуткую вещь. Этим летом у меня был в Кишиневе концерт, был в Одессе концерт, это всё заграница и они где-то в ресторане, просто посетители, говорят: “Как России повезло с президентом”. Не знаю, пока повезло с его словами. Он прекрасно говорит. Мы уже какое-то время ждем дел. Что-то сделано, мы еще ждем, потому что говорит он очень хорошо, всё лучше и лучше. Так как времени у него впереди много, можно дойти до виртуозного мастерства в произнесении речей. В конце концов, может быть, мы когда-нибудь будем ходить в татуировках из его изречений. Тоже может быть. Но кто-то должен поднять из грязи милицию, где она копается в грязи и живет в грязи и грязью пропитана. И кто-то должен из нищеты понять врачей. Вот эти два человека: милиционер и врач...

М.:

Учитель...

Ж.:

Нет, учитель, я думаю, рано или поздно подкармливается родителями. Учитель все-таки подкармливается. Учитель не влияет. От него так остро не зависит наша жизнь, как от врача и милиционера. От милиционера - я сам испытал на себе, потому говорю сейчас, как очевидец, с твердым знаком в конце. Все испытал, нес на себе, все знаю. Более беспомощной, совершенно беспомощной милиции я не видел. А врач, от него зависит наша жизнь, причем не от того врача, к которому мы часто бегаем: дерматолог, уролог, дантист. От этих ничего не зависит, поэтому они живут лучше всех. Им ничего не страшно, человек не умрет. Ни до визита, ни после визита, хоть ты вырви все зубы, он еще куда-то пойдет и что-то даже выпьет. А есть врачи, у которых деятельность не так успешна, не так броска, как поставить пломбу и вы после этого боевой. Есть врачи более сложных профессий. Вот когда это будет сделано и вот вырвать из нищеты прежде всего врача, учителя может быть, старика. Об этом у меня тоже написано, об этом я еще скажу. Так что я ему желаю, чтоб нам было лучше.

Звонок:

Меня зовут Владимир, я из Нижнего Новгорода. Михал Михалыч, а Вы себя считаете среднестатистическим москвичом? Просто если считаете, то сейчас опубликовали цифры прожиточного минимума и на сегодняшний день среднестатистический москвич может существовать на сумму 2642 руб. 63 коп. в месяц. А вот скажите, что лично Вы сможете купить на такую скромную сумму?

Ж.:

Браво, вопрос острый, вопрос на засыпку, вопрос на растерянность. Всё, я растерялся, я засыпался, действительно - ни черта. Это может купить только человек, который ходит, который живет на эту сумму, который ищет по разным магазинам. Я уже отвык. Со мной на эту тему... Я и говорю, самое главное, что должны мы сделать, это что никакое подорожание, никакая дороговизна не должны касаться этих людей. Это уже если не может сделать власть, уже должны сделать те, кто живут рядом с ними, кто может себя обеспечить. К сожалению, я на этот вопрос ответить не могу. Я бы на эти деньги уже жить не смог, я бы к чертовой матери эмигрировал. Потому что я вижу людей, которые вот так вот уехали, у них уже исчез голод. Вот человек уехал и голод исчез. Вот еда уже есть. Вот самое главное - еда есть, для начала. Вот он когда уезжает, уже есть еда. Ну что ж делать, значит вот так я бы поступил. А большего я ответить не могу. Я видимо, к среднестатистическим уже не отношусь. И иногда что-то примерить к себе не то что не могу, а от ужаса не желаю.

М.:

На прошлой неделе в Москве произошло подорожание транспорта, будут дорожать коммунальные услуги и так далее. Как Вам кажется, это естественный путь или это происходит из-за беспомощности властей московских?

Ж.:

Можно я на эту тему прочту? А Вы заметили, есть ответы почти на всё, что у меня лучше получается на бумаге? Читает: “Борьба с населением подходит к концу. Все от них отмежевались и народ остался один. Население, предупрежденное, что никак не пострадает, игнорирует предупреждения. Борьба с пенсионерами тоже подходит к концу. Давно было ясно, что им не выжить...”

Вопрос:

Все уже знают, что скоро в Москве перепись населения. А Вы откроете дверь переписчику? А если даже откроете, то на все вопросы будете отвечать правдиво?

Ж.:

Как бы мне хотелось сказать “буду отвечать”. Как бы мне хотелось... Но я подумаю... Дверь, конечно, открою. Хотя, тоже не знаю. Лучше я к нему выйду и долго буду проверять, действительно ли это переписчик. Вот это первое, что мне нужно знать. Второе... Я не знаю, какие у них там вопросы кстати. Ну, посмотрим, буду ли я правдиво отвечать. Постараюсь правдиво, я в принципе врать не умею, я лучше не отвечу, вот как и сейчас. Врать мне очень неприятно и потом плохая память, уже не помнишь, где соврал. Поэтому можно в следующий раз сказать правду и неожиданно опровергнуть то, что наврал тогда.

Звонок:

Я хотела бы знать, а что бы Вы поставили на Лубянке вместо памятника Дзержинскому?

Ж.:

То есть Вы настолько уверены, что там что-то надо ставить?

Абонент:

Да.

Ж.:

Тогда мне приходится думать уже вместе с Вами. Что бы я туда поставил... Или кого бы я туда посадил... Честно говоря, поставил бы регулировщика, который помог бы там разъезжаться, там дикое столпотворение машин. Вообще, вы заметили, во что превратилась жизнь в Москве - одно дело в день. Вот одна поездка и всё. С любой справкой, вы где-то хотите поставить штамп, вы один раз можете это сделать и всё, больше времени у вас не хватит, кончается рабочий день. Вот это не знаю, как расценить, от бедности что ли мы все так... Эти автомобильные пробки, от нищеты вот от этой всей, никуда не пробиться.... Я сегодня полтора часа сюда ехал в принципе от Белорусского вокзала. В метро тоже огромное количество народа, если явишься туда чуть подгримированный, с тебя всё сотрут, выдавят и выпустят из метро уже человеком абсолютно без юмора, уже неспособным абсолютно ни на что, просто вывороченного. Поэтому приходится ездить на транспорте и вот полтора часа среди совершенно обнищавших москвичей. Можно сделать одно дело в день. Москва становится городом, где почти невозможно существовать. Одну справку один вопрос один раз и всё. Значит, ну что же, будем стараться без этого. Мне не всегда хватает эффектных концовок, поэтому позвольте иногда просто сойти на нет. Как говорят в парикмахерской “на нет, пожалуйста”.

М.:

Не могу Вас не спросить про возникшую тенденцию в последнее время к постановке мюзиклов. Как Вы относитесь к обилию мюзиклов на российской драматической сцене?

Ж.:

Обилие мюзиклов... Это моя молодость: чечетка. Называется “степ”. Я всю жизнь любил чечетку, обожал чечетку. Ну я вырос под чечетку, Фред Астер, Джин Келли. Вырос под конечно американскую. Откуда к нам шла чечетка - оттуда. Там ноги работали. Мы не могли. Наша чечетка, она при низких потолках, то есть голова об потолок, ногами об пол, это немножко такая дробная чечетка, поэтому никакой, собственно, музыки. Наше жилье, это не жилье, а скорее, тара. Поэтому чечетка не привилась у нас. “Степ” так называемый - шаг, “степ”. Это красота, это музыкально, это очень заводит. И вот я тут тоже вижу, как Алла Борисовна, любимая мной горячо, ну и муж ее, они объявили, что они вложили деньги и появился у нас мюзикл “Чикаго”. Я смотрел его, вещь прекрасная, смотрел на Бродвее. И слушал и смотрел, там ни черта не понимал, я английского не знаю. Но там конечно, когда слышишь чечетку, когда слышишь эту музыку, когда видишь артистов, которые поют особыми американскими голосами. У нас был такой Алчевский, это голоса комиков, они как бы поют, как бы говорят, это конечно выращенная порода людей. Вот они сейчас и привезли, вот посмотрим, четвертого, завтра, у них премьера. Посмотрим... Сейчас повально, вот как на все сцены хлынули эти мюзиклы, ну кто не знает - я был режиссером мюзик-холла московского. Извините, что произношу букву “я”, но когда спасался от властей, когда ушел от Райкина и был такой период, что надо было спасаться, был Московский Государственный Высший Военно-политический Ордена Трудового Красного Знамени Артиллерийский Мюзик-холл под художественным руководством Сусанны Звягиной, Народная Артистка была, бывшая балерина Большого театра, а главным режиссером был, как ни странно, Ролан Быков. Сто девушек. Я, как режиссер, с безумными глазами, холостой. Хватит сидеть в кустах, я выскочил, как тигр. Недооценив, конечно, собственную внешность, естественно и разные другие возможности. Явно недооценив. Но, с другой стороны, Ролан Антонович Быков, вы видели, внешность тоже плюгавая, талант огромный, а внешность плюгавая. Мы с ним на базе общих провалов в ухаживании за собственными балеринами сдружились с ним страстно, поэтому проводили дни и ночи вместе. Там было кому занять наше место. В сущности, все банкеты проходили при нашем участии, а после этого нас не было с ним, просто потому, что никто нас никуда больше не звал. Такие мы были руководители. Но само зрелище, человек семьдесят было красивых девушек, это же еще все относится к мюзиклу, ведь когда они канкан бросают, выстраиваются, красивейший танец и музыка кстати канкана, это Оффенбах, это потрясающая музыка, бессмертная совершенно. И когда они начинают по одной, нужно было ставить на первой самую сильную, которая могла выдержать весь строй по одной и потом, когда он вернется обратно. Это действительно работа была страшная для неё. Строй разворачивался, сворачивался, разбивался на четыре, на пять, всё красиво, все хлопали безумно и вот эта одна, и я на нее смотрел, я понимал, это тяжелый труд, я смотрел на ее бедные красивейшие ножки и вот я с ними рос и потом, мы там где-то года два провели. Ездили на гастроли с ними и я прирос, я страшно люблю мюзик-холл, люблю танец, люблю голос Алчевского, люблю юмор с музыкой и с красивыми женщинами, выстроенными в этот ряд. Я, по-моему, закончил. Вот что значит вопрос, который меня трогает. Всё остальное можно как-то ответить умом, я здесь я душой.

Вопрос:

Сегодня на острове Кернси, в Великобритании, проходит голосование по законопроекту о легализации эвтаназии. Как Вы относитесь к этому вопросу? Если бы Вы были депутатом парламента Кернси, проголосовали бы Вы “за” или “против”?

Ж.:

Видите, как меня от мюзик-холла... Организм не успевает перестроиться. Братья, вы считаете, что мне ближе вот этот вопрос, который только что... Я считал, что мне как-то ближе то. Но я считаю, что надо учитывать желание... На моих глазах уходили люди, которые хотели, чтобы им это помогло, чтобы с ними это произошло, чтобы им помогли. По-моему, надо. Я считаю, что это необходимо. Нужно как-то помогать. Мучения бывают невыносимыми. Не дай бог...

М.:

Если оценивать прошедший месяц, то ощущение, что все события большие происходили из-за стихий, ну были какие-то стихийные бедствия, а так никаких больших событий нет, значит ли это, что мы стали жить спокойней, или это значит, что мы идем в какой-то застой?

Ж.:

Ну, во-первых у нас по-моему хорошее событие, насколько я понимаю международную обстановку, которую мало кто понимает, но я понимаю, вот всё таки появление Буша... О нем говорили, что человек более определенный, более твердый, чем Клинтон, Клинтон такой более мягкий, демократ, этот уже консерватор, более такой определенный, но во всяком случае, то, что они собираются у нас закупить стратегический запас нефти, поэтому прошу приготовиться, занять место за столиком в ресторане и ждать, пока оттуда поступят нефтяные деньги. Они должны поступить, там это довольно... Это вот это, в результате я хвалю нашего министра иностранных дел, бодрого, веселого, танцевального человека и нашего президента, который в результате всех этих переговоров, экивоков, Афганистан там, то сё, там мы поддержали, там чуть отошли в сторону, здесь сделали замечание, там опять похвалили, тут подружились, поужинали вместе и если они у нас закупят нефть, то мы все выпьем, у нас у всех будет праздник. Это уже деньги настоящие. Я серьезно говорю, как-то наши бедные люди, вот те самые, которые голодают, и у них, что-нибудь и им обломится, не только армии, которой дадут новое вооружение, но что-нибудь обломится и учителям, что-нибудь обломится от этих нефтяных денег. Вот уже хорошо, пусть Америка вкалывает, а мы еще покачаем. А говорится, что скважина народной нефти стоит рядом со скважиной народного юмора, так что все вместе. Для меня это хорошая новость.

М.:

А Вы правда думаете, что если это произойдет, то обломится учителям, врачам, от этих денег?

Ж.:

На скважину, честно говоря, надо такие налоги, чтобы не богатели те, я понимаю, что я сейчас говорю, наверное, что-то антикапиталистическое, но явно должны богатеть все, потому что недра принадлежат нам всем. Это наша родина, это наша страна и что касается газа, нефти, это всё под нами. Поэтому очень трудно предположить, что кто-то, который случайно оказался рядом... Ведь что такое приватизация: кто-то оказался на мешке вдруг с деньгами. Кто-то. Случайно. Вот сидел директором чего-то, либо был на скважине рядом, как вот мы знаем, в том числе больших юмористов наших самых главных... Вот оказался рядом со скважиной, кто-то рядом с газопроводом, кто-то оказался рядом еще с каким-то там... Помните, мочевина была вдруг... Предмет экспорта был - мочевина, почему-то любимый экспорт наш был долгое время. Кто-то на мочевине оказался. Кто-то оказался начальником порта, через который идут эти все грузы. Вот оказался. Он был и до этого. Но оказался случайно на мешке с золотом и дико разбогател. Вовсе не потому, что он такой талантливый, он ничего не старался, он не всю жизнь работал и не получил наследство от папы с дядей. Вот это чистая случайность. Она должна уже постепенно прекращаться. И надо теперь вот этот крик “делиться”... Мало сказано.. Конечно, если они не хотят, чтобы у них отняли, надо отдать самим.

Вопрос: Что нужно человеку для счастья и считаете ли Вы себя счастливым человеком?

Ж.:

Вы знаете, я могу без обдумывания - я считаю себя счастливым человеком. Что нужно человеку для счастья... Вот древняя мысль - с работы спешить домой, из дома спешить на работу. Наверное это самое главное: спешить туда и сюда. Всего два места есть у человека. Как говорили “успехов в работе и счастья в личной жизни” - вот это вот самое. Можно “счастья в работе, успехов в личной жизни”. Можно продлить личную жизнь. Но личная жизнь и работа - это в общем одно и то же. Надо, чтобы в семье, ну дома, с женой, всё таки смотрели в одну сторону и работа чтоб была любимой. Вот как у меня. Это она меня нашла, я просто, у меня так получилось, стало получаться, я стал писать. Вот Юрий Алексеевич сказал как-то, что у меня была самая насыщенная строка. Вот он здесь сидит, он был нашим послом во Франции, я был потрясен, когда он меня встретил, просто встретил. Я был еще ну как вот, совершенно... А он уже был... Вот что значит для меня была демократия. Вот я хочу сказать, что когда мы будем спешить отсюда туда и оттуда обратно - это уже будет счастье. Оно формулируется очень просто. Оно не бывает долгим, это секундное, минутная вспышка. Вспышка, когда вы увидели там что-то дома кого-то. Дальше начинает вступать жизнь вот это всё: где туфли, где обед, где это всё. Начинается вот эта всякая чушь, которая от сформулированной личности отскакивает, это всё потом умирает. Остается сформулированная ваша личность, четко сформулированная. Вы такой - и всё. И все ваши скандалы, дрязги, тревоги, дома крики, всё это уходит и никто этого не вспомнит никогда. А счастье... Я, может быть, повторюсь, потому что это сложно сформулировать, потому что это ощущение блеска, ощущение фейерверка, ощущение возникает иногда когда выпьешь в присутствии хорошего человека, когда компания, где много знакомых мужчин и много незнакомых женщин. И тебе удалось сформулировать что-то и себя сформулировать и ты... И кто-то вдруг заинтересованно тебя слушает, как женщина умеет - она слушает ртом. Вот открыв изумительные губы свои - и слышит. И ты говоришь туда. И ты чувствуешь, что там это достаёт цели. Вот у кого как. У мужчин всё таки мысль как-то поднимается, у женщин она опускается. И вот когда ты это соединил и вы нашли эту мысль, которая перетекает, потому что это мужчина и женщина, они же не говорят впрямую, о том, чего бы им хотелось. Они говорят совершенно о другом, они несут чушь. Еще счастье - понимать, что женщины умнее, чем мы думаем и вообще, чем мы. Потому что сколько раз за свою жизнь я, будучи на одесском пляже, когда я был с хорошей фигурой, я и еще пара человек, мы говорили: “Девушка, хотите сниматься в кино?” На пляже, проходя в песке, жара... Мы, вот как раз я - режиссер, вот мой товарищ - это оператор, мы ищем как раз красивую девушку там для чего-то. Мы были студентами. Удавалось познакомиться и даже после самого бурного свидания никто из них никогда не спрашивал : “А где же кино?”

Читает: “Мы ведь как летаем по Америке? Мы покупаем за 400 $ билет, он называется “стэнд бай”...(произведение “Разноцветная любовь”)