Дежурный по стране, 02.12.2002

М.: Добрый вечер, в эфире программа “Дежурный по стране”, я ведущий Андрей Максимов, а рядом со мной главный, любимый, самый настоящий дежурный по стране - Михал Михалыч Жванецкий. Между предыдущим “дежурным по стране” и нынешним “Дежурным по стране” Вы были в Соединенных Штатах Америки, правильно?

Ж.: Да.

М.: Расскажите, пожалуйста, о Ваших впечатлениях.

Ж.: От Соединенных Штатов? Можно так сказать, что раньше мои впечатления в основном были очень конкретными такими: босоножки... Я помню, были такие чемоданы, возили мы... Покупали специальные чемоданы. В первой поездке, это было в 1988 году, чемоданы кирпичные - оттуда торчали ножи, перечницы, посуда - вот это были впечатления от Америки. Сейчас впечатление самое главное то, что мы стали переводимы. Мне кажется, что жизнь стала общей. Мы не настолько, допустим, гладкие, мы не настолько чисты. Страна у нас не так чиста, как там. Там можно не чистить туфли. Там можно не мыть машину довольно долго. А не чистить туфли можно очень долго. Там можно не чистить костюм. Там нет вот этой непонятной грязи. Даже в Нью-Йорке, даже где дождь и снег, нет этой непонятной грязи, такой страшной, такой липкой, такой липучей. Нет этой грязи. Не понимаю, почему. Откуда она здесь берется? Вот этого нет. Но проблемы постепенно становятся общими. Поэтому становится так как-то от этого приятно, что юмор становится переводимым, проблемы становятся переводимыми, понятно существование их. Мы начинаем понимать, что такое преуспевающий адвокат, что такое гангстер, что такое корпорация, что такое обман, что такое бизнес, мы уже начинаем понимать, что такое реклама. И смотришь, к сожалению, главное впечатление от Америки - всё, что нам показывают по телевидению, я вижу там, это очень обидно. Нам не говорят. Вот эта передача - она совершенно своеобразная, она такая, как она есть. Вот Андрей, я, мы сидим, разговариваем, мы ничего, нигде никаких рецензий, мы ни у кого не заимствовали. А все игры, все “Поля чудес”, всё, что происходит, почему-то я вижу там на английском языке. Очень обидно. А впечатление от Америки - всё таки огромная страна. Вот то, что они сейчас уже делают, Министерство Госбезопасности, немножко это стало - у них это чувствуется, страна полицейская. Там ты должен сказать “господин офицер”, там карабин стоит в машине у полицейского, там его надо бояться. Надо бояться. Если ты не хочешь неприятностей - ты его бойся. Вот даже если ты невиновен. Вот такая полицейская страна и ты стоишь и боишься - он проезжает мимо. А если ты стоишь и не боишься - он может остановиться и дело кончится плохо. Поэтому всё равно кончиться плохо. Если попадёшь ему в руки... Ну, при нарушении правил движения - сразу “становись на капот”. Сразу вот эта поза, которую очень любят мужчины, знаете, неизвестно, что тебе сзади там... Где у тебя пах, где у него пах. Вот так вот стоишь, руки на капот. Он сам находит твои права, он сам находит это всё, жуткое вот это положение и до захода солнца... А после захода он может выстрелить, если он захочет... В общем, лучше его бояться и чтоб он это чувствовал. Всё. Там такое - взяток не давать, только очень большие взятки, вот эти мелкие, на дорогах, никто не берёт. Значит, взяток не давать. Остальное от Америки - огромная страна, дорога, музыка хорошая, машина идет ровно, можешь писать, можешь записывать. Всё пронизано дорогами, в общем, Америка поэтому такая страна, другая. Очень много люди вкалывают, ребята. Вы не представляете. Серые лица женские. С утра все на работу, возвращаются поздно, вкалывают страшно. Вкалывают очень много, вот именно вкалывают. Поэтому эмиграция так просчиталась в чём? Когда они здесь жили, они думали, что здесь нужно вкалывать, а туда приедешь - можно заработать. Когда они поехали туда, оказалось, что там нужно вкалывать, а здесь в это время зарабатываешь. Поэтому опять как бы свет в конце тоннеля, только не в конце... Всегда, когда мы добираемся до конца тоннеля, свет возникает в начале. Хорошо сказал. Еще у меня есть хорошее выражение: “Что наша жизнь из себя представляет - свет в конце тоннеля есть, но тоннель, сука, не кончается”.

М.: Я не ожидал, что вопрос про Америку вызовет такое...

Ж.: Ну потому что я только что оттуда. Самолёты мне очень нравятся: вежливые люди, никто не давит сзади. У нас же: ты кладешь вещи, сзади уже дышат. Куда? Мы же уже в самолёте! Ну я пройду в хвост. Ну что так спешить - мы уже здесь! Нет, тебе на лысину кто-то опирается и давит локтем... Ну что? Ну, пропустишь его - следующий человек опять...

М.: Очень приятно, когда передача уже не первая и понятно, что дальше делать. Дальше я, видимо, должен идти на тот стул, а Вы будете читать.

Ж.: Видимо, да. Вот я тут приготовил себе некоторые произведения.

Ну, слава богу, я и так никогда не терял оптимизма. Я же говорил - или я буду хорошо жить, или мои произведения станут бессмертными. Жизнь опять повернулась в сторону произведений... А они мне кричали - всё, у Вас кризис, Вы в метро три года не были...

Тут в последнее время в Одессе... Вот я же лето провожу в Одессе. Сейчас я прочту что-то об Одессе...

Одесса, как никогда в последние годы, приветствует всех приезжих переходящим поносом и бурным расстройством, происходящим в них еще до наступления городских впечатлений. Множество гостей в домах отдыха и санаториях на второй-третий день радостного пребывания неожиданно грустнеют, становятся задумчивыми...

Маленькие у меня есть... Не знаю, конечно, как это всё сказать о любви...

Когда от меня ушла жена, я испытал такое эмоциональное потрясение... Ну как вам объяснить: ну пьёшь одну рюмку....

Он так упорно думал о куске колбасы, что вокруг него...

О женщинах... Моё одно из самых любимых из того, что я поразмыслил. Ну, когда я занимался женщинами профессионально...

И то, что они целуют вас - ничего не значит. И то, что они выходят за вас - ничего не значит...

Хорошенькую женщину надо подержать на морозе, подождать, когда она чуть присыпется снегом, потом ввести в помещение...

Из того, что я писал раньше. Я сейчас хочу время от времени вам напоминать, всем нам напоминать, потому что мне кажется иногда, что бывает иногда такая тоска по прежней жизни. Я хочу напоминать, потому что я её знаю. Был бы жив Володя Высоцкий, он бы тоже напомнил. А я хочу связать то - с нынешним.

Трос сорвало на переправе. Это грозило сама знаешь чем. И твой отец первым заметил это. Прыгнул в ледяную воду понтоны крепить...

Ради неё он построил подводную лодку, чтобы плыть в Финляндию с ней. А она опоздала на час к отходу...

Глубокой старухой ко мне заглянуло детство, в пожилой полной женщине я встретил свою юность...

Кстати, я стал читать знаки препинания. Довольно хорошо получается. Во-первых, ясно, где точка. Во-вторых - даешь понять... Давайте, я еще вот это прочту...

Защита прав потребителей. Конечно, если вы, как покупатель, видите неоправданно высокую цену на выставленный на витрине продукт, вы можете потребовать накладные, ценники. Вам обязаны предоставить оптовые цены. Вы вправе затребовать отчетность о прибылях. Вам обязаны предоставить необходимые цифры для ваших расчетов. Вы вправе затребовать сертификат качества товара на родном для вас языке. В случае отсутствия такового вы вправе затребовать переводчика и в его присутствии вправе вызвать директора либо хозяина...

Я готов отвечать.

М.: Очень много разного в прошедшем месяце говорили о прессе. Мы никогда с Вами в нашей передаче не говорили про прессу. Я не буду напоминать всю эту историю про поправки, которые принимались, не принимались... Я понял, что я за всё это время я Вас никогда не спрашивал о Вашем отношении к современной журналистике.

Ж.: Это сложнейший вопрос, потому что она у нас, мне кажется, такая же неумелая, как всё остальное. Пока это всё становится на ноги, это всё бестактно. Это всё вот такого роста, это вот такие девочки, которые пишут в газеты, они обзванивают. Каждый день у меня звонок: “Звонят из газеты “Известия”, звонят из “Российской газеты”. Такие девичьи голосочки, такие вот детские: “Мы сейчас обсуждаем вопрос о ношении оружия... Как Вы считаете, можно ли...” Вот идет этот опрос примитивный такой “что вы думаете”, “как вы относитесь”. Собираются фамилии... Я уже соскучился по мнению. В общем, это молодежный стёб, напоминающий слова в песнях. Поэтому мой призыв сейчас к вам ко всем: не относитесь серьезно к газетам. Не верьте тому, что там написано - всё, это время закончилось. Они иронически - и мы к ним иронически. Вот как иронический стиль в газетах, так и ироническое отношение к тому, что там написано и к этим фактам. Пока тысячу раз не скажут и я не поверю. Пусть теперь стараются меня убедить, что это правда. Я на эту тему что-то написал. Только не на тему журналистов, а на тему цензуры, что можно, а что нет. Это не смешно, это действительно то, что я думаю.

Я попал в сложное положение. Хочу ли я, чтобы порнография появлялась на экране? Нет. Хочу ли я, чтобы её запрещали? Да. Хочу ли я, чтобы ввели цензуру?......

М.: Мне кажется, что именно после Вашего этого рассказа хорошо вспомнить одну дату, мало замеченную кем-либо. Неделю назад исполнилось 100 лет со дня рождения Михаила Андреевича Суслова, главного идеолога компартии, от которого все страдали, Вы в том числе. И мне интересно узнать Ваше к нему отношение сейчас и понять, а сегодня есть кто-то, кто определяет идеологию, на Ваш взгляд?

Ж.: Какое отношение к нему... Отношение самое страшное в том, что это был бескорыстный человек. Очень тяжело, когда такой идеолог, тиран - это человек, который бескорыстен. Страшнее не бывает. Потому что кому-то можно дать взятку, кого-то заинтересовать женщиной, чем-то заинтересовать с тем, что он отойдет от этого, сделает исключение. Этот - нет. Он бескорыстен, он скромен в быту, он ходил в галошах всю жизнь, он всю нашу жизнь при Советской власти держал в своих руках. Он определял интуитивно, то есть он придумал себе специальность и стал там главным специалистом. Он её придумал. И я был счастлив, когда первую свою поездку за границу мы сделали на теплоходе “Михаил Суслов”, то есть Рома Карцев сказал (мы вдвоем поехали), что “вот он всю жизнь ездил на нас и теперь мы на нем поездим, хоть немножечко”.

Ж.: Отвечаем или не отвечаем на любые вопросы.

Вопрос: Скажите, вот Владимир Путин привёз чету Бушей в Петербург, Царское Село. А Вы где хотели бы принять в Петербурге Президента Буша?

М.: Вы хотели бы вообще принять Президента Буша?

Ж.: Президента Буша - нет, я бы принять не хотел. Этот гембель мне не нужен уже. Я тот возраст пережил, когда я хотел бы принять Президента Буша с тем, чтобы с волнением мама накрывала на стол и мы бы жарили котлеты весь день и бегали бы доставали какое-то шампанское. Сейчас мне этот гембель, просто уже такая головная боль не нужна. Просто кроме того, что я бы рассказывал “вы знаете, у меня Буш был в гостях” ничего полезного... Я не уверен, что Буш высказал бы что-то интересное, как и я ему. Он бы страшно волновался и я бы очень волновался. И это была бы встреча... Мы когда с Аллой Борисовной встречаемся, мы давным-давно любим друг друга, как два человека, а не как мужчина и женщина и то нам, чтобы прийти в себя, чтобы отойти от комплексов, нужно выпить по стакану водки. Начинаем спокойно разговаривать, потому что до этого волнуемся и она и я. Тут наливать Бушу бесконечно и себе. А потом со слезами говорить: “Джордж, старик, я так рад тебя видеть, ты не представляешь, вот моя жена и ребенок, подержи малыша на руках - я вас сфотографирую”. И весь следующий день головная боль. И он не может управлять страной и я с семьей ничего не могу поделать от головной боли. А еще встретить его утром у себя в шлепанцах...Я бы не хотел. Вот это примерно было бы так.

Звонок: М.М., скажите пожалуйста, сейчас многие родственники погибших при освобождении “Норд-Оста” подают в суд. Раньше это вообще было невозможно в нашей стране. Как Вы считаете, они имеют на это моральное право или всё таки нет?

Ж.: Они имеют полное моральное право. В суд подавать каждый имеет полное моральное право. Что самое главное должно случиться в нашей стране - это появление суда. Судебная реформа, появление суда. Мы должны привыкнуть к тому, чтобы с каждой мелочью идти в суд. С каждой мелочью. Кроме той, а может быть даже с той, как в общежитии, где-то как в наших домах, где лает собака, всё равно должен быть судья такой, который решает вопросы мелкие бытовые за одну секунду. Он один решает без обсуждения. Вот такой судья - раз. И должен быть суд, куда можно подать и на специальные службы, которые не могли спасти профессионально людей, несли их кверху лицом, ну вы знаете всю эту историю. Нельзя делать пол-дела хорошо и пол-дела плохо, когда такое количество людей погибло. И в то же время понятно, что это подвиг тех, кто спас остальных людей. Но в суд подавать надо. А суд решит. Вот такие люди как я, как Андрей, мы будем сидеть в присяжных. Я уже давно говорил, я не знаю многого, я не специалист, но я, как присяжный, я могу сказать, виновен или невиновен. И такие люди должны собираться и решать, просто решать. Поэтому - в суд.

Вопрос: М.М., Ваш объективный жизненный юмор, он рождается больше из жизненной практики или из каких-то других источников внешних. И если из внешних источников, то из каких, помимо телевизора и газет?

Ж.: Из банковских источников. В основном, конечно, я сейчас всё таки серьезно отвечу, это мышление. Вы знаете, один молодой режиссер, он хорошо сказал: “Тут уже не важно... Я всегда смеюсь, когда чувствую Ваше мышление”. Дело же не в том, ты удачно пошутишь или нет, дело в том, что ты видишь такую сторону вещей, которая вызывает смех или не вызывает смех, но это называется “парадоксальная”, как-то мне так объясняли. Так что вот отсюда источники - это устройство мозгов.

Вопрос: Дайте, пожалуйста, Ваш политический юморной прогноз - что нас ждёт в будущем?

Ж.: Может быть он будет не политический и не юморной, но я хочу сказать, что мне кажется, если ничего плохого не произойдет, может быть мы вступим в НАТО, окончательно развалим эту организацию своим телом. Видите, за счет чего они расширились: вот, казалось бы, у нас была такая держава, но она была стянута пограничниками в основном, как поясом. Как поясом - разные народы. А как только пояс этот ослабили пограничники, они все с кудахтаньем разлетелись, как курицы. Все народы разные разлетелись. И полетели, в общем, в одно место - в НАТО они полетели. Мы какое-то время возражали, кричали, шумели-шумели. Видим - бессмысленность полная и поползли за всеми курями вместе тоже туда вступать. Но это публика интеллигентная и эта публика не даст пропасть и мы в основном уже давно потребляем их продукты, давно носим их туфли, давно смотрим - включаем телевизор. Давно ездим на их машинах. И, может быть, вот в этой хорошей компании мы постепенно возродим себя. То есть пока, не голодая, не умирая, не замерзая, мы будем иметь возможность себя найти, а так как мы начали движение от стенки, практически от нуля, то куда бы мы не пошли, это будет в правильном направлении.

Вопрос: М.М., у Вас нечасто бывают концерты в Москве и я нашла информацию в интернете, что появилась какая-то абсолютно новая форма общения с аудиторией, Вы не могли бы чуть-чуть поподробней, как всё это действует?

Ж.: Да, я сейчас ввязался в такую штучку, мне предложили телефонисты... Вот мои изречения, мне удается, как-то удается такие маленькие придумывать. Например: “Для чего живет человек - чтоб не умереть”. Вот мне удается эти придумывать маленькие, вот их записывать на телефоне, прямо посылать на телефон. То есть на мобильный телефон. Там можно, набрав какой-то номер, вызвать это изречение. Вот я сейчас буду этим заниматься, вот эти такие маленькие штучки. Вот допустим: “Он построил второй туалет, в первом он уже не может”. “Он в этой жизни так много лежал, что просил похоронить себя вертикально”.

М.: Прежде чем как всегда в заключительной части Вы почитаете нам что-то еще, я хочу сказать, что последняя передача года будет посвящена естественно итогам года и мы тогда подробно поговорим об этих итогах, но вот сейчас на Ваш взгляд, самые главные для Вас итоги года: личные и общественные.

Ж.: Вы знаете, для меня личные итоги года - как-то удалось мне почему-то вот этим летом поработать. Я чувствую, то, что я писал - получилось. Я вот сейчас в Америке - такие полные залы, такой успех, что просто тьфу-тьфу-тьфу - удивительно. Огромный Эвери-......-холл, там три тысячи мест, в Нью-Йорке - битком и приём, главное. Вот из итогов года - наша с Вами передача. Вот мне нравится, я уже освоился, мне уже здесь легко. Вначале у меня зуб на зуб не попадал, рука на ногу, я всё путал, я не знал: куда, что. Вот я раз в месяц выхожу здесь с этой передачей и мне очень приятно, я легко себя чувствую, я свободно себя чувствую. Я хочу сделать с вашей помощью из нашей страны - компанию, как американцы сделали коллектив из страны. Вот после этого теракта они все стали ездить с флажками - компания. Вот договорились вместе - что-то построили. Еще Володя Высоцкий говорил: “Чем Америка отличается - договорились и построили”. Вот в городе каком-то договорились и построили. И чиновники коррумпированные, они у них на службе, поэтому им легче с ними бороться. Вот если с помощью таких передач, еще чего-нибудь, мы сделаем из страны компанию, как большевики сумели сделать компанию, правильными или неправильными методами, они сделали компанию, это вот - итог года. Что еще? Ну сын пошел в школу в первый класс, Митька. Ну вой, плач, не хочет делать уроки. Это тоже, может, итог года. Он гуманитарий, как он сам утверждает. Он говорит: “Я гуманитарий, поэтому я не понимаю в математике никак, ничего”. Он в арифметике не понимает. Я с ним согласен, но педагоги не соглашаются.

Я хотел бы завершить простым приветствием. Вы знаете вот у меня получилось то, что я написал Эльдару Рязанову, я хочу это прочесть. Вот просто хочу. Во-первых, хочу прочесть кусочек из того, что я писал ему к шестидесятилетию, то есть это было пятнадцать лет назад, ему сейчас семьдесят пять. Он настолько приятный человек, я всегда ему пишу.

Вот как я заканчивал то приветствие, к шестидесятилетию, чтоб вы могли сравнить: “Я желаю Вам, Эльдар Александрович, чтоб в магазинах периферии появилось мясо, молоко и масло, чтобы в телемостах СССР-США перестала быть самой острой реклама еды, делающая молчание переводчика невыносимым. Я желаю лично Вам, Эльдар Александрович, чтобы в центре Москвы вместо контор и учреждений возникли кино и мюзик-холлы, чтоб Москва по вечерам не погружалась в средневековый мрак, потому что, как Вы правильно думаете, от экономии электроэнергии не должны страдать живые люди, для этого есть масса бездарных заводов. Я хочу пожелать Вам, Эльдар Александрович, чтоб из нас, Ваших друзей, перестали вырезать лучшие места, это уже вынести невозможно. Сегодня все уже понимают, почему писатель дергается, а обзванивать нет сил. И в заключение: это поколение от 40 до 60 - последнее, что верит, сотрудничает и пытается. За нами идут люди, которых не проведешь. Ибо на детей сегодня больше всего похожи их родители, с чем и поздравляю Вас”.

Это было то, что я писал. “Эльдару Рязанову - 75 лет. (Это уже новое). Во-первых, это уже хорошо, для тех, кто понимает. Это ж надо быть таким любимым...”

Теперь я уже говорю о жизни. “Сегодняшняя жизнь для всех загадка. Всё странно, всё непонятно. А посередине живем мы. Смотрим вокруг глазами идиота.........”