Дежурный по стране, 05.03.2007

М.: Михал Михалыч, мы начнем с политической новости, с выступления Путина в Мюнхене. Было такое очень резкое выступление, несмотря на то, что Путин потом сказал, что он друг Буша, а Буш друг его. А Буш сказал, что есть проблемы, но можно решать. Ощущение, что мы с Америкой что-то делим. У меня вопрос к Вам такой: что мы делим с Америкой?

Ж.: Ну мне кажется, что мы делим силу. Но вообще, иметь такого врага, как Америка - и почетно, и надежный очень враг, очень верный, и никогда не нападет. Мы же это знаем. Я думаю, они так же думают о нас. Поэтому это очень удачное сочетание. Я и так удивлялся, как долго мы пытались мирно сосуществовать последние лет пятнадцать. Ну все вот эти ценности - ну не принимают наши люди, ну не принимают. Мы сличаем нашу страну, нашу жизнь, так скажем, со свободой, вот накладываем друг на друга - торчит. Обрубаем. Сличаем с демократией, накладываем друг на друга - торчит. Обрубаем. Свободу слова - торчит, обрубаем. В результате... Потому что мы не хотим, мы не можем жить другой жизнью, они нас куда-то не принимают, мы даже не знаем, куда они нас не принимают! Мы же их никуда - не то, что не зовем, нам некуда их принимать, нечем отплатить. Куда мы их можем не принять? Мы обижаемся, конечно, обижаемся. А что дает наличие такого врага у ворот - сплочение. Потом "правовое поле", как у нас любят говорить - сужение его до размеров военно-полевого суда. Лаконично, коротко. Потом - наука, которая долго и безуспешно работает над продолжением жизни, лекарствами - не удается. А над прекращением жизни - получается. Это входит в таланты, которые имеет большинство. Конфронтация. То есть - раздеть, начесать морду, часы отобрать. А я тоже позаимствовал нашу политику относительно Соединенных Штатов - асимметричный интеллектуальный ответ, очень мне понравился. Дома я этим занимаюсь сейчас. Замечательно! Потому что - что значат эти крики: пересолено, не пересолено. Не дам денег - ответ асимметричный. Ответ резкий, деловой, совершенно о другом. Не дам денег на мебель! Сколько можно яичницу каждый день по утрам, допустим, или сырники. Не могу больше видеть, не дам денег на мебель! Абсолютно асимметричный ответ, очень мне нравится. Мы недавно видели, очень мне понравилось, по-настоящему, урок был в отношении Белоруссии. Урок, Президент с правительством разыграли перед нами урок. Президент спрашивал: "А сколько мы потратили?" Министры отвечали, зная, что Президент знает. А Президент спрашивал, зная, что министры знают, что он спрашивает, что они ответят, что он всё это знает, и они знали, что он знает, что они знают... "А вот столько мы дали". "А мы будем еще давать?" "А мы можем дать, а можем не дать". Вот после такого урока мы все ясно поняли, сколько ушло денег в Белоруссию, почему не возвращается, всё ясно поняли. И мне бы сейчас хотелось того же самого, я уже думал над этим. Ну просто так речь обиженной страны в Мюнхене, а вот так вот устроить вот такое показательное: предложено нами, отвергнуто ими. А сказано ими, что будет - не сделано. Вот если это всё посмотреть, тогда понятно, откуда эта обида. И тогда понятно, что мы опять живем в условиях, ну если не холодной, то прохладной войны. Ну не совсем теплой. В общем, что-то из прошлого, где я, как рыба в воде.

М.: Ну в прошедшем месяце очень много говорили про Сочи...

Ж.: А вы в Сочи бываете?

М.: Я не бываю, но бывал. Я бывал в Сочи. А какой русский человек не бывал в Сочи. Конечно... Вопрос у меня в связи с этим вот какой. Поскольку мы все хотим, чтобы Олимпийские игры были в России, вот Вы, как "дежурный по стране"...

Ж.: Вы надеялись, что я скажу: "Не хочу!"

М.: Нет, у меня даже такой мысли не было ужасной, Вы что. У Вас, как у "дежурного по стране", есть какие-то аргументы для вот этой комиссии, которая приезжала, почему именно в Сочи должны быть зимние Олимпийские игры?

Ж.: Потому что они нам всем нужны. В Сочи я был недавно, этим летом. Они задыхаются, это страшная штука, пробки дикие. Дым в Сочи, угарный газ стоит. Если не будет Олимпиады, они задохнутся, там все остановится. Дальше, если не будет Олимпиады, неизвестно - как Грузия с Абхазией. А тут хоть на это время будет мир. Это уже все будут следить за этим. Потом - милиция не будет хватать брюнетов. Иностранцы всё-таки. И еще хочу сказать, у нас есть одно свойство, как-то когда мы строим, как вот мы строили Очаково, Крылатское, мы строим для иностранцев, которых вообще-то не любим. Мы их не любим, но считаем, что они должны жить лучше нас - у нас. Дороги, если для них, должны быть лучше, чем для себя. Вот мы должны ездить чёрт-те на чем, пусть зубы вылетают от этих ям. И еще я бы очень мечтал посмотреть нашу церемонию открытия и закрытия. Вы помните, это же потрясающее зрелище. Я думаю, братья Михалковы будут, конечно, делать. Не вижу других кандидатур. Один - открытие, другой - закрытие. Это великая минута, когда все спортсмены вместе, когда нет еще победителей и побежденных. Когда они вместе идут, это величайшие несколько минут красоты неимоверной. Очень поэтому хочется посмотреть. И вообще хочется померяться силой в мирное время со всеми потенциальными противниками - великий кайф. Я не бывал там наверху, в Сочи, там, где снег. Они все в восторге. Наши показали иностранцам, вот этой комиссии приемной, пока только макеты. Макеты, говорят, потрясающие. По-моему, там изображены мы. Тоже - очень красиво одетые, богато одетые "мы", поэтому надо постараться там быть, потому что наши портреты уже там есть.

М.: Вы, конечно, помните, Михал Михалыч, Олимпийские игры восьмидесятого года, которые были в Москве. Ну люди многие помнят. Вот что бы из опыта тех игр Вы бы взяли в Сочи, а от чего бы категорически отказались.

Ж.: Самое страшное, что тогда произошло... Ну я не хочу быть серьезным, но вы меня все время толкаете... Тогда началась война в Афганистане. И, кстати, Володя Высоцкий тогда умер. И эти игры проходили в этой тревожной атмосфере начавшейся войны, и не приехала половина спортивного мира - тоже грустно. Вот поэтому наша задача, у нас развивается какая-то бесшабашность, чем ближе дата к этим играм (если нас утвердят), тем больше развивается бесшабашность. Как бы мы не напали на кого-нибудь, ввиду того, что приближается... Уже почти всё готово, уже всё сделано, и в это время, от удали, от чуть-чуть - мы можем въехать в Бельгию куда-нибудь, в Болгарию - ну просто спьяну. И тут надо быть очень осторожным. После Олимпиады - пожалуйста. Но до, ты же... Вот если нам удастся тут сдержаться - всё пройдет.

М.: Самое большое событие, которое произошло внутри нашей страны, это перестановки внутри правительства. У нас теперь два первых вице-премьера. У нас новый министр обороны. Политологи очень много по этому поводу говорят, и ничего становится не понятно вовсе. У меня к Вам очень простой вопрос от имени обывателя. Вот что делать? Вот как к этому относиться? Бояться, нервничать, не обращать внимания - вот что делать простому обывателю?

Ж.: К которому мы относимся?

М.: Да. Ну мы - я, не знаю, как Вы.

Ж.: Я тоже.

М.: Значит - мы.

Ж.: Мы, простые обыватели... Вот действительно - перестановки в правительстве. Ну, невнятные, как всегда. Под ковром, как всегда. Непонятно, о чем. Ну нет, мы понимаем, что конечно, наверное, это имеется в виду кандидатуры в Президенты. Ну наверное. Ну посмотрим, как там. Для меня смена власти до сих пор в нашей стране отражается только на армии. Один разоружает, другой вооружает. Тот потом сменяется, уже этот разоружает, тот вооружает. Два действия: зажал - отжал. Закрутил гайку - отпустил гайку. Этот не вооружал, значит, следующий будет вооружать. Этот вооружает, значит, следующий будет разоружать - ну чтобы как-то отличаться. Значит, вот эта смена. Мне всегда казалось, что от перемены мест в правительстве, наша сумма не меняется внутри.

М.: В средства массовой информации был пропущен праздник, не праздник, а юбилей. Оказывается, исполнилось сто лет бюстгальтеру. Это очень важный атрибут женской одежды, про который каждый мужчина может многое рассказать. Вас я спрашивать об этом не буду, чтобы не ставить в неловкое положение. А вопрос мой состоит в следующем. Вот если бы можно было бы поставить памятник какой-нибудь части одежды, Вы бы какой части одежды поставили памятник?

Ж.: Ну я очень ценю такие вещи, которые характеризуют человека - туфли. Вот туфли имеют характер, туфли показывают походку, туфли показывают характер. Вот где-то я видел, вот так разбросаны: цилиндр, перчатки, туфли. То есть - конечности. Одеть наши кончики. Кончики вот так одеваешь и всё. Но, конечно, из этого вопроса самое интересное - все-таки про бюстгальтер. Чего уж там! Я бы поставил, конечно, не то, чтобы памятник, но воспел бы, наверное, бюстгальтер. Единственное, чтобы мне хотелось, чтобы наполнение его всегда было естественным. Если женщина прибегает к этим средствам силиконовым каким-то, она это делает не для мужа. У меня такое ощущение страшное. Жуткое ощущение. Потому что жена надоедает мужу целиком. Нельзя сказать, что ему надоел ее бюст. Или он больше не может видеть эту талию. И она срочно переделывает это, чтобы опять его привлечь. Нет, ну не спасешься. Мы потом долго не можем понять, почему любовница страшней жены. А именно поэтому. Ну, с женой встречаешься каждый день, там встречаешься редко. И тут идет речь еще о том, о какой-то теплоте со стороны этой любовницы, о какой-то сдержанности, о какой-то молчаливости. Потому что я в прошлом большой специалист, как я уже говорил. А это всё - вот эти наполнения, силикон - это попытки вернуть прошлое этого бюста. Прошлое - вот вернуться к тому, что было. Хотя за это время столько пройдено. Вот и я в прошлом мастер. Я, когда сейчас вижу тех, для кого мое прошлое становится настоящим, мне всегда хочется поздравить тех, кто идет туда, откуда я уже возвращаюсь. Поэтому, ей богу, если что-то случилось в этой любви, в этом супружестве - ничего нет лучше, чем продолжать вместе существование путем решения общих целей и задач. И смириться с остальным. Вот вместе существовать, решать эти вещи. У вас кто-то растет, вы вместе, вы вдвоем, вы команда. Там - не команда, там другое. Вы - команда. И не надо себя пытаться... Сколько мы видим плохо узнаваемых актрис. Вот что-то такое, попытки разглядеть в ней ту, которую мы любили - невозможно. Потом с ними происходят такие вещи, они получают инфаркты, инсульты, они преждевременно уходят из жизни именно потому, что перестают быть узнаваемыми. Им тяжело и смеяться, и пошевелиться, и надо обязательно паспорт с бывшей фотографией показывать, это тяжелая штука. Вот бывают мастерски сделанные эти операции, ну бывает такое. Но на семью они никак не влияют. Спасибо за внимание.

М.: В этом же месяце, в прошедшем, Владимир Владимирович Путин встречался с молодыми писателями. И я слышал интервью с этими писателями, они говорили, что это действительно была встреча, это не то, что он выступил, а он задавал массу вопросов и как-то интересовался жизнью литературы. Прозвучало слово "госзаказ". Вот впервые за очень долгое время он сказал, что молодым писателям будет даваться госзаказ, и я в связи с этим хочу спросить Вас вот о чем: а по чьему "заказу" пишете Вы? И этот "заказчик" - он меняется с течением лет или нет?

Ж.: Он стареет, у него рождаются дети, дети иногда не выступают заказчиком. Но дети очень часто говорят: "Мой папа заказывал у Вас, дедушка..." Уже начинают появляться дедушки... "Мой дедушка Вас любил и любит". И тут какой-то дворник подошел: "Нельзя ли тестю моему написать на книжке, если подарите мне книжку..." Я говорю: "Вы сами читали?" Он говорит: "Нет, я не читаю, я молодой. А он читает пока еще". Я пишу по заказам населения. Мелкие такие ремонтные работы. Чего я делаю? Ну как-то снимаю обожествление, напильником как-то позолоту снимаю с больших начальников. Если вижу, последнее время стал видеть на одном лице, как улыбается рот и остаются холодными глаза совершенно - пытаюсь прикинуть жизненный путь этого лица. А таких лиц сейчас появляется всё больше. Что мне нравится - в моей жизни нет позиции. Я о своей позиции узнаю из того, что я написал. Когда ваш друг вдруг заявляет, что у него есть позиция - в принципе, позиция, взгляды... Как у меня был друг кинорежиссер, который вдруг заявил, что у него есть позиция и сейчас он в Госдуме. Вдруг жена заявляет, что у нее позиция появилась. Нелегко! До сих пор было нормально. Я все время свожу примеры к бытовым, ну нелегко, когда появляется позиция. Если кто-то заявляет, что у него появилась позиция и взгляды, то я понимаю, что он готовит себя в Госдуму и желает обогатиться тихонько. Что еще ответить на ваш вопрос, Андрей? Я - терапевт мелкий. В частной клинике. Может, у меня своя клиника, может, я одинокий. Я не работал в больших государственных больницах, типа "Аншлага", "Кривого зеркала". Это для лечения. Не участвовал в больших государственных ледовых зрелищах - "Звезды на льду", либо "Звезды в цирке". Вот провожу лечение каким-то своим методом, одинокое лечение в частной клинике, без позиции, без взглядов. Поэтому сохраняю независимость и воспитанность. И когда начинается что-то вроде госзаказа... Ну что такое госзаказ, ну можно ли любить государство по госзаказу. Человек, получивший госзаказ, обязательно должен как-то расплатиться. Ну как вот любить государство по госзаказу, это все равно, что жениться по наводке. Я так думаю. Ну слово госзаказ, я действительно... Поэтому я так и думал, что у меня будет рефрен - в прошлом я, как рыба в воде. Вот этот рефрен сегодняшний. Вот госзаказ - это такое же прошлое, как конфронтация. Что бы мы не делали, мы делаем то, что умеем. Открываем - опять получилась советская власть. Опять закрываем, опять там мешаем. А потом - ба! Потом так делаем, потом вот так делаем. Открываем - а, опять то же самое!

М.: Вот сейчас, когда я слушал, как Вы говорите, у меня возник вопрос. Просто мне интересно, что Вы по этому поводу думаете. Почему вот говорят - заказ. И когда говорят про государственный заказ, и когда говорят про убийство, тоже говорят "заказ", что человека "заказали". Почему одним и тем же словом такие разные понятия обозначаются?

Ж.: Правильно. Конечно, правильное слово. Вообще-то язык этот блатной - он очень яркий. Поэтому он быстро переходит в речь, мы все на нём постепенно разговариваем. Потому что мы все бывшие, будущие... Так мы и делимся. Ну заказ - правильно. Потому что заказывают - и всё, ты не имеешь права не сделать. Тебе заказали. Тебя заказали. Ты же согласился? Ты же согласился на этот заказ? Этот заказ пахнет чем-то нехорошим. Ну вот такое сейчас получается, вот госзаказ. Ну, наверное, это попытки поддержать молодых писателей. Я не представляю вообще, о чем Президент говорит с молодыми писателями - "пишите"? Ну, меня не позвали. Наверное, все-таки, это во мне обида. Я никогда не участвовал, даже когда был молодым, меня не звали. Сейчас не зовут, потому что уже не молодой. Поэтому, конечно, во мне говорит обида и прошу меня простить. Не пригласили опять.

М.: Губернатор Ульяновской области Сергей Морозов провел среди своих чиновников экзамен по русскому языку. Там в том числе были "неуды", у них были и переэкзаменовки... Сейчас, поскольку вспоминаются старые слова, вот "госзаказ" мы вспомнили, раньше было такое слово "почин". Вот если взять это вот за "почин" то, что сделал Морозов, экзамены по каким предметам Вы бы предложили провести среди чиновников, в частности, высших.

Ж.: Бедный губернатор! Сейчас говорящий правильно по-русски - скоро его перестанут понимать. Потому что эти Интернет-слова: "падонки", "пасиб" - всё это меня не раздражает, в этом есть озорство, кайф какой-то есть и от этого мне жаль, что меня столько лет учили, где запятые ставить, где два "н", где два "с". Я понимаю, что это раздражает всё население. "Рассмеялся" - а чего там, пиши одно "с"! Как говорит Жириновский Владимир Вольфович: "Пиши всюду одно "н"!" Просто с этим вместе что-то уйдет, что-то хорошее. С грамотностью что-то уйдет. Как я Митьке говорю, сыну: "Что-то у меня ощущение, что на работу брать не будут, если уж совсем неграмотный!" И губернатор, наверное, правильно сказал. Но я как-то так думаю о чиновниках - мы к нему приходим за разрешением. К нему люди приходят, чтобы или квартиру получить, или кусок земли под строительство, или бизнес открыть, или какую-нибудь лавку. Клянусь, у нашего человека такое ощущение, что он дает свое. "Почему я должен давать! Я же могу это себе выписать! Ну, жене! Ну, брату Коле! Ну, сын тоже у меня есть. Ну, если я уже даю разрешение - почему я должен давать постороннему человеку?!" И у меня для них правила языка обычное - не бери то, что даешь! И он всегда должен ответить, если он нормальный (я бы сделал это золотым правилом), сколько было и сколько осталось. Если он сумеет ответить - нормальный человек. И куда ушло остальное.

М.: Михиал Михалыч, сейчас под бурные аплодисменты собравшихся мы перейдем к той части нашей передачи, где Вы читаете Ваши произведения.

Ж.: Вы думаете?

М.: Я думаю, да.

Ж.: Значит я хочу прочесть, ввиду того, что просто когда выйдет эта передача, то через неделю или через несколько дней будет Женский День, женский праздник.

* * *

Весь ужас в том, что разбудить ее может только телефонный звонок.

Но я пока ей доверяю.

* * *

Она ему сказала:

- Вы же не хотите вникнуть!

Он ответил:

- Дайте глубину и я вникну.

* * *

Почему она так долго красилась на ночь?

Должна прийти домой такая, какая ушла.

* * *

Ты очень разная.

То ты заплетаешь волосы и расплетаешь ноги.

То ты расплетаешь волосы, заплетаешь ноги.

Когда ты заплела и волосы и ноги, я понял, что надо уходить.

* * *

Чтобы вам стало теплей, надо войти туда, где уже все сидят, выпить что-нибудь крепкое, прижаться к чему-то теплому, выслушать что-то приятное, пусть вас согреет мысль, что вы не одиноки - холодно всем и вы тоже для кого-то теплый.

* * *

Он пишет, как кладет асфальт - широко, ровно, гладко, быстро, плоско и ненадолго.

* * *

Когда говоришь с профессиональным юмористом, нужно быть очень внимательным, так как сказанное войдет в его репертуар. Ты же ему не желаешь зла - подумай, что ему сказать.

* * *

На самом деле мой давний вопрос к президенту очень простой:

- Когда мы будем счастливы?

Чтобы он не чувствовал себя раскованно.

* * *

СОБАКА ДАША

Собака Даша у нас страдает в будке на цепи, на проволоке. В Одессе она.

Молодая, длинноногая, ласковая, но печальная.

Ночами воет, будит, беспокоит...

* * *

Мне очень нравятся люди, которые тревожно говорят.

Внезапно среди тишины звонок:

- Алло, алло, алло, алло! Алло, Миша?..

* * *

А СМЕРТИ НЕТ

Зачем бояться смерти?

Великие все умерли и ничего.

Благодаря им и жизнь есть.

Ну, если, наконец, подумать...

* * *

Ж.: Спасибо! Всё, я закончил. Спасибо, мои дорогие, за понимание. Сказочное состояние для артиста. Человек, который на сцене, он всегда артист. Когда он стоит, а публика аплодирует. И никто из них не уходит, черт возьми!

М.: Ну что ж, наступает тяжелый момент, когда после таких рассказов, особенно поразительного рассказа про собаку, просто фантастического ...

Ж.: Про собаку?

М.: Про собаку - потрясающе.

Ж.: Про собаку - поставим в конец.

М.: Нет, ну все хорошие, но про собаку замечательный. Очень трудно потом переходить вот как-то опять задавать вопросы, поэтому в этом смысле всегда есть такая подмога, как наши зрители. И есть несколько источников, откуда мне будут задавать вопросы, в частности, из зала, но чуть позже. Один из них - это мы в определенном месте в Москве подходим к людям и спрашиваем, не хотят ли они о чем-нибудь спросить Жванецкого. И они хотят. Вот о чём они Вас спрашивают, посмотрим первый видео-вопрос.

Зрительница: Здравствуйте, Михал Михалыч! Последнее время в Москве очень много нищих. Мой вопрос - подаете ли Вы милостыню и если "да", то что Вы при этом испытываете?

Ж.: Ой, господи. Испытываю какое-то облегчение, я не знаю... Конечно, какое-то легкое недоверие... Я чувствую в нищих профессионализм. В некоторых. Только в некоторых. Но в то же время, когда я вижу труд, когда я вижу - люди играют в подземном переходе, на морозе, ну это понятно. Кстати, наши сейчас играют всюду. Наших музыкантов полно во всех подземных переходах Европы. Приятно, когда входишь, и ты слышишь музыку, и ты видишь - люди работают и тебе приятней даже двигаться. Хотя неловко, хочется быстрей отбежать, тебе неловко за твою материальную обеспеченность, за то, что ты... Но ты же в то же время начинал точно также и думаешь - ну так вы закончите, как я. Спасибо за внимание.

М.: Следующий вопрос, пожалуйста.

Зрительница: Здравствуйте, Михаил Михайлович! Меня зовут Катя. Ответьте мне, пожалуйста, на вопрос: надо ли стремиться к дружбе, когда с тобой не хотят дружить.

Ж.: Конечно нет, девочка. Чего тебе стремиться к дружбе, когда с тобой не хотят дружить? Дружить одному очень тяжело. Надо стараться, чтобы кто-то еще тоже был в этом состоянии.

М.: Я обращаюсь к нашим телезрителям: еще у нас есть сайт, на котором вы можете задавать вопросы. Вы сейчас видите его адрес на экране. Вот некая Марина Жукова прислала огромное количество вопросов, из них вот, например, такой: "Михал Михалыч, каково оно, лицо сегодняшней России?"

Ж.: Я бы сказал, что на нем какое-то недоумение. Недоумение... Иногда оно бывает туповатым, иногда это недоумение бывает очень проницательным... Но, во всяком случае, самодовольства нет. И я бы так сказал, что все-таки мы не движемся, но сидим. Как я уже когда-то говорил "сидим, лежим, валяемся на правильном пути". На правильном пути. Поэтому нам остается только вглядываться в тех, кто пробегает мимо.

М.: А теперь есть возможность у зрителей в студии задать вопрос, для этого надо поднять руку и по возможности это сделать быстрей, чтобы не тянуть время, вам передадут микрофон.

Зрительница: Здравствуйте, Михал Михалыч! Я две недели в Москве, у меня очень большие размышления на тему: остаться здесь или не остаться. Вот в Вашей жизни... Вы, кстати, первый человек, который сподвиг меня все-таки остаться в этом городе, спасибо Вам большое. В Вашей жизни было много людей, которые...

Ж.: Мы что с вами, встречались на эту тему?

Зрительница: Я лично первый раз и мне очень приятно.

Ж.: Мы видимся сейчас первый раз, да?

Зрительница: Да.

Ж.: Это надо уточнить, для того, чтобы дальнейший разговор вести...

Зрительница: Спасибо, спасибо. Вы - первое мое удовольствие в Москве. Вопрос такой: в Вашей жизни много людей встречалось, которые Вас все-таки сподвигли бы на какие-то серьезные шаги? Поменяли Ваше мнение. Спасибо.

Ж.: Пожалуйста. Нет, не много людей. У меня был товарищ такой, и есть он, он эмигрировал, конечно. Он меня поймал на выходе из Одесского Института Инженеров Морского флота. Восемь лет я работал в порту, писал для самодеятельности. Он говорит: "Поехали в Питер, поехали в Ленинград". В это время уже там были у Райкина. Я бы никогда бы не решился. Та женщина, возле которой я был в то время, говорила: "Ни коем случае". Ее мать говорила: "Ни в коем случае". Они говорили: "Как-нибудь перебьемся". Она считала, что я от нищеты уезжаю. "Как-нибудь перебьемся, что-нибудь сделаем". Я счастлив, что тогда я покорился и дал себя перевезти в Питер. Увезли меня в Ленинград. Дайте себя увозить. В Москве жить очень тяжело. Конечно, сюда нужно приехать вот с таким большим талантом, либо с такой красотой, как у вас. Надо приехать сюда с талантом, здесь уже всё есть. Все места заняты. Здесь нужно только кого-то отодвинуть. Твой путь будет обозначен если не трупами, то тремя-четыремя отодвинутыми, потом будет всё больше отодвинутых. Ну, Москва хороша для того, чтобы делать карьеру, но не жить в ней после этого.

М.: Еще, пожалуйста, есть ли желающие.

Зрительница: Михал Михалыч, нам всем обещали налоговую амнистию. Мы что все - заключенные?

Ж.: Да, конечно. Я же сказал - мы все либо отбыли срок, либо будем отбывать. С нами в принципе всё время говорят таким языком. И от этого нас тоже все время тянет что-нибудь украсть.

М.: Еще есть ли желающие?

Зрительница: Я хочу спросить о том, что сейчас очень много ведется речи и по телевидению, и вообще... Не слышно?

М.: Слышно, слышно.

Ж.: Нет, нет, нет, это лично мне не слышно, но вас это не должно волновать. Всем же слышно.

Зрительница: Сейчас очень много говорится о здоровом образе жизни. Скажите пожалуйста, в наше время, как это понимать - здоровый образ жизни для народа, живущего в нашей стране.

Ж.: Это то, что приходит на смену самой жизни. Я еще хочу сказать - вот не гаснуть главное, не тухнуть, не гаснуть, не убавлять свой огонек. Пусть он небольшой, но не давать ему погаснуть. Вот любой огонек - любви, интереса к жизни, что-то такое писать, что-то такое творческое делать, что-то такое затевать все время. Не давать себе скиснуть, не давать. Потому что вокруг очень много такого, что побуждает к деятельности. У нас если ляжешь, то сразу умрешь. Поэтому надо попытаться не испытывать чувства глубокого удовлетворения. С чувством неудовлетворенности - люди двигаются. С чувством глубокого удовлетворения - лежат в могиле. Спасибо за внимание.

М.: Мне остается сказать большое спасибо всем, кто смотрел нашу передачу и понадеяться, что через месяц мы встретимся на канале "Россия" и подведем итоги марта. Спасибо, всего доброго, до свидания, пока.