Дежурный по стране, 03.12.2007

М.: Сегодня пятница, тридцатое число. И мы не знаем итога выборов, как и вы. А третьего числа, когда выйдет наша передача, итоги уже будут известны. Поэтому когда телезрители будут смотреть эту передачу, итоги уже будут известны. Но когда она пишется, мы этого не знаем, просто чтоб вы это имели в виду. И первое у меня к Вам, даже не вопрос, а такое суждение - вот, глядя на то, как идет предвыборная борьба, у меня, скажу Вам честно, никаких вопросов не возникло. А у Вас есть какие-нибудь?

Ж.: Как говорится, если Андрей ушел от вопроса, как я могу уйти от ответа. Вот я не могу уйти от ответа. Настроение-то, конечно, хреновое, чего говорить. Мне вообще кажется, что умные люди всегда думают одинаково. Мне так кажется. Говорят по-разному, может быть, из разных соображений. Но думают одинаково. Если что-то видно, если что-то бросается в глаза, если у кого-то испорчено настроение, то он может догадываться, что это настроение испорчено у всех. Я не могу перенести равнодушно вот эти слова о девяностых годах, это раздражение, эти поиски врагов, слова о том, что в девяностых годах разворовали... Я был в девяностых годах, я пришел взрослым человеком - что у меня было воровать? У кого там что разворовали? Мы стирали пакеты полиэтиленовые! И развешивали. Недра, нефть... Что, она была у нас? Кому она принадлежала тогда, нефть? Кто ее видел? Ну, бензин... И то, бензина не было тогда! А эта водка, боже мой, а водка! Дикие очереди! Толпа в кассу, в одиннадцать утра открывался винный отдел. И вдруг кассирша, как идиотка: "Называйте отдел!" Народ чуть с ума не сошел, как это - "называйте отдел", чего вдруг? Дикие очереди за всем. Что кто чего имел? У Райкина были костюмы. Я приходил к нему... Трехкомнатная квартира и костюмы - это было его богатство. И "Волга", которую он перекрасил на заводе в черный цвет. Дал концерт на "ГАЗе", и женщины (там женщины красили автомобиль) ему покрасили. И Рудаков Павел такой был, который говорил: "Вот у меня "Волга" по-настоящему черная, а у твоего Аркаши - она черная перекрашенная". Это не было престижно. Вот это Райкин - один из первых актеров нашей страны! Вот что он оставил в наследство детям, я не знаю. Все старались тогда из неразворованной страны слинять. Что там разворовывать, чуть открыли калитку - повалил народ просто. Еще в советское время. Из неразворованной страны. В разведку шли, чтоб здесь не жить - конечно. Я видел эту эмиграцию на Северном полюсе. Наши ребята, такие плоскогрудые, такие интеллектуальные, гидрологи. Я уже рассказывал здесь как-то, на Северном полюсе, там промежуточная посадка была. Так туалет - он на горе стоит, высотой метра два. Это гора из говна. Из дерьма, которое на протяжении многих лет... Туалет подымался. Это уже передовые технологии самые. Причем они же общались с подводными лодками противника. Значит, у них там была дыра, там лампа прогревала эту дыру, чтобы... Они якобы гидрологи, ну и ладно, пусть будут гидрологи. А там американская подводная лодка проходила, запускала "Катюшу" - снизу. Эти сверху - Гимн Советского Союза, чтобы деморализовать противника. Я работал в Одесском порту, "оттуда" шла пшеница, апельсины, орехи, ну в общем, короче - еда. А через порт "туда", в любые страны, шло оружие - пушки, танки, вот то, что мы вывозили и что мы ввозили. Что разворовывать? Чем так пугать? Кроме того, ну как можно Россию испугать воровством? Только отпилили какую-то будку от крейсера - тут же на огород стибрили. Ну а как этого не делать, если "всё вокруг народное, всё вокруг моё"? Моё - значит, моё! Я только переместил оттуда сюда. Поставил себе на огород. И, дальше скажу, те, кто жил тогда хорошо, и сейчас живут хорошо. Те, кто жил тогда бедно, и сейчас живут бедно. И, невзирая, кто у кого украл нефть - пусть разбираются между собой. Потому что криминал всегда был первым. Криминал, он всегда начинал стрелять и откликался на стрельбу первым. А остальные люди стеснительные, воспитанные. Они что-то получили, какое-то воспитание. Воспитание - штука непреодолимая. Невозможно... А мы тогда были счастливы, в девяностые годы, просто счастливы, нельзя то время так обижать и так нас оскорблять, мы были счастливы. Тяжелый очень случай, эти выборы. Я действительно сейчас говорю вам - я не знаю результат. Как бы не знаю. Ну, господи... Какой идиот (даже если он один на всю страну) не знает результатов выборов?! Так что результаты выборов будут результатами выборов. Не знаю, мы все уже готовы ко всему. И, в общем, мне где-то внутри кажется, что хуже не будет. Хотя внутри не то, что страх, страха еще нет пока, но нервное напряжение и нежелание слушать тех, кто хочет, чтоб я их слушал. Всё!

М.: Итак сегодня, когда вы смотрите эту передачу, третье число, и вы уже знаете результаты выборов. И мне кажется, что естественно, чтоб "дежурный по стране" дал такой наказ депутатам, что нужно делать депутатам, а чего категорически, на Ваш взгляд, депутатам делать нельзя.

Ж.: У нас страна не депутатов, а чиновников. Что это тут? Ничего?

М.: Всё в порядке. Пока всё хорошо.

Ж.: Я думал, портфель упал и взорвался. Не "оттого", а от того, что там написано. Мы с таким волнением выбираем депутатов, говорим об этом, тут переживаем... Ну ей-богу, они же ну никакой роли не играют. Но управляют-то чиновники. Это особая порода людей, которым как бы доверяют. Которые преданы всем, кто в данный момент руководит. Сколько бы над ним не было начальников, под этим чиновником внизу еще больше. Все мы там под ним. И поэтому они руководят. И они неистребимы, неугасимы, несменяемы, как Шандыбин, который вечный рабочий во всех партиях. Если, конечно, произойдет смычка депутатов с чиновниками, то тогда возможно появится некая "хунта". Вот и сейчас они пролетают со страшным воем, там перекрывается город, пролетают... Я все время думаю - нельзя ли тише пролетать? Зачем завывать? В одну сторону промчались, в другую сторону промчались, куда они мчатся? Почему нельзя решить это там, где ты находишься? Надо выехать, все смять и прибыть на место, где ты вот можешь это решить. А ГАИ занимается только тем, что регулирует движение начальников. Потому что это куча дел. Он, вспотевший, выбегает: "Стоп! Все стоп, стоп!" Сюда говорит, туда говорит, сюда говорит, весь обвешанный, всюду говорит в какие-то микрофоны, ну просто это что-то такое страшное, такое вот небольшое какое-то из зоопарка, где все большие. Я бы депутатам сказал: "Постарайтесь, чтоб меньше было секретов". Потому что, вот куда делся, например, предыдущий премьер? Довольно веселый мужчина был. Сейчас появился небольшой, но очень мрачный. Очень мрачный. Впечатление такое, что что-то знает. Нам не говорит, ждет, пока мы сами догадаемся. Тогда он нам это же скажет. Сейчас прекратили трансляцию заседаний правительства - единственное, что нам давало возможность как-то быть информированными: кто чего, кто за что, кто там чего против чего, кто вообще чего говорит. Народ же еще отказался от прав (сегодня был опрос или вчера). Люди не придают значения праву на жизнь, праву на труд, свободе слова - не придают значения. Главное, чтоб бесплатное образование было. В общем, короче, ну чтоб деньги. Так я советую не просто отказаться от прав, а продавать права! Вот право на выезд - продать, загнать. А купить обязанности. То есть, таким образом, ты будешь с деньгами и на какой-нибудь должности. Значит, по просьбе населения эти ворота закроются, и мы опять будем все здесь вместе, как были раньше. Я, по-моему, ответил на вопрос. Вот я бы просил Думу, чтобы они очень следили, чтобы не было хуже и какая-нибудь защита для людей. Защита - то, чего у нас нет. Лечение - ладно, сами друг друга лечим. Но защита! Либо, действительно, раздайте нам оружие, чтобы мы свободно ходили, чтобы мы не боялись никого, потому что те, кого мы боимся, они-то вооружены. Мы-то нет. Мы только острым словом, как говорится... Юморком... Спасибо за внимание.

М.: Очень много про политику, я хочу теперь задать Вам вопрос про футбол.

Ж.: Да с удовольствием.

М.: Произошло два таких события. "Зенит" стал чемпионом страны. Наша сборная вышла в финальную часть чемпионата Европы. Оба эти чуда совершились под руководством голландцев. Привозить голландцев, когда плохо, эта традиция идет со времен Петра Первого. И у меня к Вам такой вопрос: как Вам кажется, в какие еще области культуры, политики, экономики надо привезти голландцев, чтоб там всё исправилось.

Ж.: У нас тоже рождаются "голландцы", кстати. Рождаются "голландцы", мы их вывозим туда, правда. Вернее, они сами выезжают туда. Я вижу там нашего Абрикосова, лауреата Нобелевской премии. Еще там вижу столько... Я приезжаю под Сан-Франциско - столько собирается публики, какая прекрасная публика! Вся, которая была здесь. Вот это наши "голландцы", которые там находятся. Этот вот Гусь Хиддинг - я слежу за ним, довольно дружелюбно слежу. Но, если говорить о результатах его, я просто в панике. Я раньше думал, что футбол не дается двум странам - евреям и русским. Не дается! Сейчас я понял, что ошибся. Израиль, оказывается, имеет футбол. У Англии выигрывать легко. Еще когда-то был такой анекдот, что наши садятся с англичанами играть в карты, англичане говорили: "Джентльмен в чужие карты не заглядывает". И, наши говорят, сразу после этого игра пошла. Англичане действительно играют бесхитростно, прямо, не вымаливают штрафной, не валяются - вы это заметили. С ними очень легко играть, как заявил наш прекрасный футболист, недавно я слушал его, он говорит: "Мы с ними всегда легко играем". Вот, видимо, потому что они джентльмены, вот те вокруг. А мы, значит, вот какие есть. Я не знаю, что там произойдет на первенстве Европы, не знаю. Что мы будем видеть, не знаю. Этого никто не знает. Но все-таки дети, все-таки маленькие наши очень, все-таки надо бы повыше. Все-таки пусть будут худые, но подлиннее. Потому что есть такие верховые мячи, ну надо их брать. Все-таки если у нас дела в политике вот такие, что мы не можем получить удовлетворение, то мы все садимся, собираемся на футбольный матч и, как я уже говорил на прошлой передаче, вот сто тысяч неимущих наблюдают, как двадцать два миллионера друг у друга отбирают мяч и играют. Все-таки вот это должно быть. А из Голландии лучше привозить уже тренеров вместе с футболистами, с тюльпанами, с коровами. Я где-то прочел, что коровы голландские отказались выходить из самолета, именно из самолета.

М.: Может быть, кто-нибудь не знает (я сейчас говорю совершенно серьезно), что в России есть Императорской дом и у Императорского дома есть глава - княгиня Мария Владимировна. И она имеет право даровать дворянские звания. Она даровала (что меня потрясло более всего) дворянское звание Ксении Собчак. Это правда, это не шутка. Это же звание она даровала начальнику ФСБ Николаю Патрушеву. В связи с этим у меня к Вам возникает такой вопрос...

Ж.: А вопрос не нужен!

М.: Вы знаете, поскольку у Вас сын и у меня сын, я хочу, чтоб например мой сын представлял себе, кто такой дворянин и не думал, что Ксения Собчак - это дворянин. Поэтому я хочу, чтоб Вы сказали, вот кто для Вас на самом деле является примером дворянина, сейчас ли или когда-то еще. И если бы, скажем, дворяне девятнадцатого века, ну те же декабристы, попали бы сейчас к нам в страну, они бы как себя ощущали?

Ж.: Ну, вот Андрей, видите, только что всё было так красиво и хорошо. Я сам думал - что объединяет Ксению Собчак и Патрушева? Наверное, что-то объединяет. Вообще, конечно, путь Ксюши в дворянство непростой. Непростой... Где сейчас находится дворянство русское? На кладбище. Значит, это либо в Питере, либо в Париже. Всё это осталось на кладбище. Либо в Магадане. Я туда сразу приехал, как только его открыли. Это был закрытый город. Я сразу приехал туда на концерт - я лучшей публики не видел. Тончайшая, изумительная, мгновенное чувство юмора, ну лучшего не знаю. Вот только там могла сохраниться хотя бы часть, осколки - нашего дворянства. Для меня опять пример - Алексей Баталов. Вот его внешний облик и внутренний, вот как-то вот это - и аристократ, и интеллигент, и дворянин, и широкая натура без комплексов, без национализма, без ксенофобии, без ничего. И когда он когда-то мне сказал, я говорю: "Леша, ну как ты вот, начальство..." Он говорит: "Да господи, поменяется начальство - будем мельче резать картошку". Это прекрасные слова для этой страны, потому что трудно что-нибудь... Ну, а из тех, кого я знаю, я бы Капицу, я знаком со стариком, покойным Капицей - он для меня дворянин. Товстоногов для меня дворянин. Алла Борисовна, в ней что-то есть аристократическое, вообще что-то есть даже императорское. Ничего больше не могу сказать, вот не знаю. Вот не знаю, это титул, в конце концов. Это ни есть состояние нутра. Хотя, должен сказать, умные люди, образованные люди - долго живут. Вы заметили? Вот Лихачев долго жил. Интеллигентный человек живет долго. Казалось бы, вот есть простой, физически крепкий, развитый человек. Но нет, вот эта хилая интеллигенция живет дольше! Просто потому что думает! Вот мне говорят, что я молодо выгляжу. Я не выгляжу молодо, я думаю просто.

М.: Мне кажется Михал Михалыч... То есть мне не кажется, а я уверен, что Вы напрасно сели, потому что наступает тот момент, когда под овацию зрителей Вы читаете свои произведения.

Ж.: Вот я написал к Новому году спасателям... Я люблю ходить в их клуб "Спасатель", я там как-то набираюсь вот каких-то случаев интересных.

* * *

СПАСАТЕЛЯМ

С Новым годом, братья, сестры и дети их!

Будьте счастливы и здоровы...

* * *

Мне самому хочется найти что-то посмешней, мы уже так много говорили...

* * *

Ой, самой народной властью была советская.

Ее лозунг "надо с этим народом разобраться".

Уничтожить то, что этому народу мешает.

Наказать, поощрить, посадить, наградить, даже сообщить народу - но не выслушать его...

* * *

Чечетка - русский танец.

Родилась из отряхивания снега.

* * *

А вот мне, например, жарко.

А там вы страдаете под кондиционером.

Страна большая.

* * *

ЗМЕЙ

Они сидели на пляже на топчанах.

Один ел семечки и плевал в кулек...

* * *

М.: Институт возрастной физиологии РАН (Российской Академии Наук) провел исследование, и выяснилось, что девяносто процентов российских выпускников не любят школу. Вот как Вам кажется, можно ли что-то принципиально изменить в школе, чтобы ее дети полюбили? Или, может быть, школу в принципе любить не надо? А надо туда ходить и учиться.

Ж.: Правильно! Я не знаю такого ребенка, который бы любил школу. Вы знаете, школу можно любить, если дома плохо. Если очень плохо дома. Тогда такой несчастный ребенок, которому очень плохо, с радостью бежит в школу. Будем надеяться, что становится лучше дома. Вот все-таки жизнь становится лучше, хотим мы этого или нет. И поэтому вот он бежит в школу. А ведь он дитя, вот этот маленький, которого тащат за руку и волокут в школу на рассвете. Он не понимает - зачем, почему он в этом маленьком возрасте в такое холодное утро, с этим ранцем, или с рюкзаком, он должен идти туда и сидеть там целый день. Это родители любят школу! Они еще просят спортом заняться после занятий, чтоб позже его вернуть. Конечно, они любят школу. А маленький не понимает даже, зачем ему домашнее задание, что это такое, и я не могу объяснить, что такое домашнее задание. Почему он, там отсидев столько времени, возвращается и еще должен сидеть точно так же дома. Он мне говорит - ну закон Ньютона придумал же взрослый умный человек, почему ребенок должен в этом разбираться? Так что это не мои слова, это слова ребенка. Школу любят когда? На выпускном вечере. Тогда любят педагогов, директора обнимают, потому что никогда больше не вернутся. И по-настоящему нормальная жизнь, нормальная, свободная, мужско-женская жизнь, настоящая, начинается в институте. Где, в общем, уже заканчивается вот эта принудиловка. Маленький же не могут выбирать друзей. Друзья ему навязываются с помощью побоев. Друг - это самый агрессивный человек в классе. Ведь вся жизнь происходит вне педагогов, это педагогов не касается, вот внутри у них эта страшная жизнь происходит. И с кем они дружат, с кем они вынуждены дружить десять лет он вынужден сидеть. Он, в отличие от взрослых (взрослый может уволиться, уйти), этот - вынужден с ним сидеть, вот с этими, с которыми он ничего общего не имеет. И неизвестно, подружится ли он, найдет ли хоть что-нибудь общее. Этот, допустим, интеллигентный, а этот - агрессивный, он может взорвать всю школу. Маленький тоже такой, маленький, но страшно агрессивный. И он становится лидером и ничего нельзя с ним сделать. Очень тяжело, пока он не повзрослеет и не начнет понимать хоть что-то. А в институте все гораздо свободнее. Ну, там уже начинается - студентки, веселье, танцы, взаимоотношения, первое понимание, что такое... И так далее... То, что мы понимаем.

М.: Действительно, страшная история происходит до сих пор в Пензенской области, не знаю, думаю, что она будет и третьего числа происходить - где сектанты, ожидающие конца света, опустились в вырытые ими землянки и там и сидят. Но эту ситуацию обсуждать бессмысленно, а у Вас я хотел вот что спросить: что такое для Вас - апокалипсис сегодня? Потому что, может быть, конец света уже наступил, а мы просто не в курсе. Вот что это такое - конец света?

Ж.: Конец света - когда снимут нашу передачу к чертовой матери. Это будет конец света.

М.: Вы напрасно пугаете народ, потому что к этому пока нет никаких предпосылок.

Ж.: Пока нет никаких предпосылок...

М.: Всё, наоборот, пока хорошо.

Ж.: Мы вообще мало что знаем.

М.: Это один признак, а еще какие-нибудь есть?

Ж.: Насчет конца света?

М.: Насчет конца света, да.

Ж.: Да вы знаете, для многих конец света... Я переживал несколько концов света. Я говорю, причем, совершенно серьезно. Я переживал их несколько. Я двадцать второе июня пережил - был конец света, явный. Потом примерно шестьдесят третий, шестьдесят второй год, я помню... Я больше катастрофы не переживал, я работал в порту, уже после института. Мы жили с мамой, отец умер. И вдруг меня по указанию Хрущева отправляют в колхоз, механиком. А я работал в порту по специальности, закончил Морской институт. И мама здесь остается одна, и меня отправляют. Ну как мы отбились - не помню уже сейчас. Это был второй конец света. Третий конец света - восьмидесятый год, когда меня лично обсуждали Бюро Союза писателей, здесь, в Доме Писателей, на Воровского. Собрались люди, обсуждали, как меня выкинуть, как исключить... Это был третий конец света. Четвертый конец света - когда мать ушла из жизни. Так что я концы света переживал. Но, относительно вот этих пензенских, я слышал много... Но сейчас уже стали как-то нехорошо о них говорить. Вот, стали говорить по-нашему - мол, у них есть какой-то хозяин, мол, они подозрительно себя ведут, мол, не может быть, телефон бы давно разрядился, ребенок бы не выжил, что они кем-то направляются - вот такие пошли подозрения. Вот когда живешь под всеобщим подозрением, так и хочется вот... Вот как не врать, если тебя все равно подозревают, что ты врешь. Как не красть, если все равно подозревают, что ты крадешь. Честность выглядит тоже неприглядно. Потому что вокруг живут

как-то, крутятся, вертятся, и вдруг какой-то один честный, который виден за сто километров. И как он одет и всё. Поэтому я не могу на эти темы говорить, относительно вот этих пензенских ребят. Это, конечно, протест. Я бы жил. Я считаю, что нужно жить. Вот я сейчас выступаю перед вами - я выступаю для себя. Когда живешь для других, ты живешь для себя. Когда ты веселишь других, ты веселишь себя. Все, что ты делаешь для других, ты делаешь себе, как эгоист - ты делаешь себе. Поэтому жить надо - вот ради таких встреч, ради того, чтобы, если у тебя талантливые руки, значит, ты делаешь для других. А у нас один слесарь - Леша Баталов. Я очень соскучился по инженерному, по слесарному, по токарному делу, по тому, вот как кто-то бы хорошо сделал. У нас рождаются самоучки в ремонте. Мы очень хорошо всё делаем в ремонте. Мы не можем ничего сделать в изготовлении. Но в ремонте - просто замечательно. И поэтому я вспоминаю все время Лешу Баталова, "Москва слезам не верит" - вот это золотые руки помогли мне сделать диссертацию - говорят они. Потом поют вокруг него, танцуют. Он один слесарь и вокруг - доктора наук. Вот это, собственно, устройство нашей страны и есть.

М.: Теперь наступает та часть нашей программы, где вопросы могут задавать зрители в студии. Но начинаем мы с вопросов, которые мы записываем в Москве и вы их сейчас увидите на наших мониторах. Пожалуйста, первый вопрос.

Зритель: Меня зовут Рузбек Кимелов, из Астаны. У меня такой вопрос к Вам: раньше у нас была страна советов, а как Вы думаете, сейчас что у нас?

Ж.: Страна секретов, вот что у нас!

Зритель: Здравствуйте, Михал Михалыч! У меня к Вам вопрос: кого бы Вы хотели клонировать для истории? И чей клон хотели бы видеть у себя дома?

Ж.: Какие заумные вопросы... Кого клонировать, зачем это делать для истории? Для истории должен быть один, чего его клонировать? А если их будет много, какая же это история? Это население уже будет.

М.: Теперь я обращаюсь к нашим зрителям в зале, если вы хотите задать вопрос, то поднимите руку и возьмите микрофон.

Зритель: Здравствуйте, Михал Михалыч! У меня два вопроса. Первый - нам сейчас все время говорят, что в стране должен торжествовать закон. Как Вы считаете, правильно ли это? Закон и справедливость не всегда совпадают. И второй вопрос сразу тогда. Вот реально Вы такой умный человек - как Вы думаете, это откуда больше: гены, воспитание, питание какое-нибудь особое?

М.: Откуда, Михал Михалыч, у Вас такой ум огромный? Давно хотел спросить об этом.

Ж.: У меня такой огромный ум образовался именно от жизни в нашей стране. Потому что когда все время говорят: "Сейчас дадим по заднице!", я выворачиваюсь и получают в глаз.

М.: А первый вопрос был - правильно ли, как Вы считаете, что нам всем нужно жить по закону? Потому что закон и справедливость не всегда одинаковы.

Ж.: Да, ну конечно. Но вы знаете, что справедливость вообще вещь такая очень сложная. Потому что, когда спрашивают: вы хотите быть свободными или жить по справедливости, то, конечно, лучше быть свободными. Потому что жить по справедливости - это страшное дело, никто не знает, как это. Как жить по справедливости? Что такое - по справедливости? Разделить что-нибудь по справедливости - никто не знает, как. Потому что этот старше, этот младше, этот больше ест, этот меньше ест, у этого размер такой, у этого размер другой, кто его знает, как это - справедливость. Поэтому, конечно, все-таки хочется жить по закону, чтобы все двигались и жили по закону. Закон есть, какой он ни есть. И, когда люди живут по закону, и подчиняется королева, и подчиняется слесарь - конечно, в этом что-то хорошее есть. Ну, все-таки Черчилль, когда говорил, что демократия очень скверный способ жизни, но лучше ничего не придумано, я думаю, он был прав.

М.: Пожалуйста, кто хочет задать вопрос, поднимите руку...

Зритель: Михал Михалыч! В семидесятые годы на кухнях мы говорили: "Это смело!" Вот хотели бы Вы, чтоб о Вас, о литераторе, вот говорили сейчас так же - это смело.

Ж.: Нет. Не хотел бы. Мне нужно, чтоб обо мне говорили, как о литераторе. Мне нужно, что вам нравилось то, что я читаю - больше, чем то, что я говорю. Потому что вот то, что я читаю, это остается. А злободневность не остается. Нет, смелость - порождение кухонь. Смелость - порождение беззакония. Смелость - порождение страха. Вот это очень хорошо сказано: смелость - порождение страха.

Зритель: Михал Михалыч, а за кого Вы голосовали на парламентских выборах второго декабря?

Ж.: Вот тот страх, который мы называем "смелостью" сегодня, не позволяет мне быть с вами откровенным. Этот вопрос сейчас звучит так же интимно, как вопрос: "С кем вы провели ночь позавчера?"

Зрительница: Михал Михалыч, у меня такой вопрос: какие личностные качества в первую очередь Вы воспитывали в своих детях?

Ж.: Вы знаете, я ничего в них не воспитывал. У меня судьба сложилась так, что большинство детей живет не со мной. У каждого своя мама. Это был случай самоотверженности именно женщин. Именно питерских, которых я просто боготворю. В основном, к сожалению, они брали на себя решение этой проблемы. А то, что происходит у меня сейчас - я сейчас живу со своим сыном - прекрасным. Я не воспитываю, я просто говорю: "Следи за полетом отца". Вот отец "зажужжал" - прилетел. Потому что я в основном летаю. Летаю, езжу... Прилетел - вот следи. Иногда мне хочется, конечно, посадить его перед собой, разгрести книги, поднять очки на лоб и сказать: "Сынок, твой отец много чего не сделал. Но вот эти книги написал он. Вот эта награда - это его..." Я не позволяю себе этого делать, потому что он все равно слушать не будет, он будет только стоять, переминаясь с ноги на ногу. А так - мама с ним все время. А папа - для того, чтобы смотреть вверх. Вот так!

М.: Я позволю себе сам задать вопрос, в продолжение того, о чем Вы сказали. А часто у Вас возникает желание сказать сыну: "Не делай, как я"?

Ж.: В эти минуты он меня не видит.

Зритель: Михал Михалыч, добрый вечер! Скажите, пожалуйста, каждый человек обладает достаточными слабостями (я думаю, они у Вас тоже есть), какую слабость в себе Вы любите больше всего? И уважаете?

Ж.: Это замечательный вопрос. Но мне для этого нужны какие-то размышления. Какую слабость в себе... Да, наверное, больше всего я люблю свою общительность, находясь в полном одиночестве. Я сам себе нравлюсь, это слабость - вот таким, как я сейчас перед вами. Вот сегодня я себе нравлюсь. Сегодня то, что называется - "пошло с утра". Это всегда идет с утра. Вот - день задался, вот пошло. Я знал, что я сегодня приду, и у меня все пойдет. Вот как будто я что-то в себе нес. Я не знаю, слабость это, или сила. Я думаю, что такой... Я не люблю сильных людей.

М.: Мне остается сказать большое спасибо всем, кто нас смотрел и сказать, что в следующей передаче "Дежурный по стране", сейчас я это понял, мы с Михал Михлычем уже будем подводить итоги года, потому что этот год закончится. А эта передача закончена, всего доброго, до свидания, пока.