Дежурный по стране, 06.10.2008

М.: Не надо долго думать, с чего начинать передачу, что-то такое с экономическим кризисом происходит и все экономисты говорят, что они все понимают в этом, но при этом говорят разное каждый раз. У меня по поводу экономического кризиса к Вам два вопроса. Один такой, абстрактный, а другой конкретный. Абстрактный вопрос такой: вот мы жили-жили, ничто не предвещало беды, и вдруг оказалось, что мы - часть мира, и поэтому на нас всё, что происходит в мире, тоже отражается. Вот как Вам кажется, есть ли какой-то символ в том, что мы поняли, что мы часть мира, именно когда случился кризис, а не что-нибудь хорошее?

Ж.: Ну, я думаю, что когда случился кризис, мы поняли, что мы наиболее продвинутая часть мира, потому что мы с этим больше всех знакомы. Сколько я этих денежных реформ переживал, то есть не переживал, ни одну не мог пережить... После войны была денежная реформа. Потом еще была какая-то денежная реформа. И при Хрущеве... Говорили, что останется то, что на сберкнижке - я не снимал. Ликвидировали как раз то, что я не снимал. Потом ликвидировали то, что я снял. В общем, они ликвидировали всегда то, из чего я делал заначку. Потом я горел в "Чаре". Вы помните все "Чару"? Горел, да... Это всё наше... Потом горел в банке "Столичный". "Чара" как-то сгорела сама по себе, а банк "Столичный" уже горел вместе со всеми. Я что-то гастролировал по Америке, привез сюда этот гонорар оттуда - всё сгорело к чертовой матери. А в "Чару", я помню, длинная очередь была за этими процентами, все успешные такие, все такие красивые. "Михал Михалыч, - кричали мне из очереди, - чего Вы у нас не держите деньги-то?" Ну я и положил. Ну и, в общем, сгорело. Так что, как теперь вижу очередь, так я теперь оттуда сразу линяю. Вы спрашивали - какой я совет могу дать?

М.: Еще не спрашивал, но хотел. Хотел Вас спросить как раз. Вот тем более, что раз Вы такой кризисный... Бывает "кризисный менеджер", а Вы, наверное, "кризисный дежурный по стране". Все не понимают, что делать. Или ничего не делать?

Ж.: Люблю давать советы, но очень прошу не следовать им ни в коем случае. Совет такой: не суетиться, ничего не исправить. Я, как всегда, если сгорел - поворачиваюсь лицом к стене и лежу какое-то время. Вот лежу какое-то время, потом какое-то время, дня три-четыре, абсолютно в панике, в плохом настроении. Видимо, так оно будет со всеми. Настолько мы всё видели уже. Мы уже всё ели, мы всё варили, мы всем запасались. И практика показала, что в этой стране все-таки самое главное - накопление продуктов. Ну, пока можно наслаждаться тем, что горят деньги олигархов. Можно погреться возле этого костра - это да. Но все равно то, что у них останется, будет в сто раз больше, чем у нас даже после всех усилий. А то, что мы со всем человечеством - так это действительно впервые. Попали в кризис вместе со всеми. Это действительно приятно. А если со всеми то, во-первых, не страшно, во-вторых, кто-нибудь угостит, ничего.

М.: Президент нашей страны, Дмитрий Медведев, в отчетный период совершил поездку по стране и очень непривычно жестко разговаривал с начальством местным. И это очень многим понравилось. Он так очень жестко говорил. И у меня в связи с этим к Вам вопрос, как Вам кажется, как вообще российский начальник, не обязательно самого высокого ранга, как он вообще должен разговаривать с другими начальниками, чтобы народу это понравилось?

Ж.: Ну он действительно говорил резко. И вы знаете, я даже вначале думал, что он говорит о Грузии. Потому что он все время в таком тоне говорил о Грузии. И точно в таком же тоне стал говорить о Дальнем Востоке, это немножко страшновато. Но мне очень хотелось, чтобы испугались не так мы, по эту сторону экрана, как те, кто сидит за столом, к кому он обращался. Мне кажется, что если бы был суд в нашей стране, то не надо было бы кричать на министров. Но суда нет, приходится на них кричать. Вы знаете, у меня есть фраза, когда-то я в записной книжке сам у себя нашел: "Мэра снизу предупредить нельзя". А президента снизу тем более нельзя предупредить. Поэтому, конечно, он поехал на Дальний Восток и то, что он увидел, наверное, его ужаснуло. Если бы он это знал раньше, перед тем, как он туда поехал, может быть, он бы не ужаснулся бы так. А то, что он этого не знал и вдруг увидел, ну конечно, ужасно. Значит, он теперь должен понимать, что его нужно как-то предупреждать об этом снизу. А у нас сейчас, по-моему, Андрей, очень интересные роли образовались. Мне так нравится сейчас - последнее время президент говорит жестко, нервно, а премьер - мягко... Премьер говорит: "Увеличим пенсии... Развернем производство... Будет лучше..." Единственное, что бы я хотел узнать - это одни и те же люди сидят у премьера за столом и у президента? Что я еще могу сказать - я хотел сказать, что если мы проскочим этот кризис, то значит, что Кудрин, Путин, Греф - всё сделали правильно. Тем, кто живет в этой стране, прежде всего нужно все-таки посмотреть на положение людей. Потом думать о себе. Дай сначала людям как-то прийти в себя, дай им поесть, дай одеться, дай умыться. Может быть - подлечиться. А потом, конечно, разоблачай... Потом это всё... Я был поклонником Соединенных Штатов Америки. Я не понимал, что можно страну довести до такого состояния финансового кризиса, как там сейчас это происходит. Когда одно за другим падает и явно какая-то алчность за этим, что-то за этим нечистое стоит. Поэтому я считаю, что и там разоблачать можно ровно столько же, сколько и здесь. Мы все время здесь это разоблачаем, теперь можно с наслаждением послушать, как это делают там. А люди наши любят, когда разговаривают резко с начальниками. И вообще, когда говорят о коррупции, вот интересно тем же людям. И те же люди сидят и записывают. Я всегда этому страшно удивлялся: никто из них не покраснел, не бросил всё, не встал и не ушел. Полное ощущение, что они в этом не виноваты. Где же тогда, откуда же она начинается? Значит этот слой, допустим, не берет. А где же? Неужели всё берут только "там"? Вот эти вот гаишники вот эти все - все берут только "там"? А там уже где-то, от какой-то середины, никто больше не берет? Черт его знает, может быть. Ну поэтому сейчас пока наша задача - пережить кризис. Извините за внимание, пожалуйста. Извините, что мне приходится отвечать на такие глубокие экономические вопросы, на которые, как вы видите, никто не может ответить ни в Америке, ни здесь. А я берусь.

М.: Чтобы уйти от экономики, я задам политический вопрос. Вот вышла книга Марины и Николая Сванидзе, которая называется "Медведев". Это, в общем, интервью, которое берет Сванидзе у Медведева. Книжка мне кажется очень хорошей, потому что Сванидзе задает все те вопросы, которые, в общем, всех волнуют. И там есть официальные вопросы и очень много неофициальных вопросов. И я когда прочел эту книжку, я подумал, и Вас хотел бы об этом спросить: почему наши руководители вообще перестали с нами неформально разговаривать?

Ж.: Вот вы сказали, что Сванидзе написали книгу, это муж и жена, да? Значит, они написали книгу "Медведев", то есть они авторы книги?

М.: Ну они взяли у него интервью собственно. Там еще есть их комментарий, но в основном это интервью.

Ж.: Я всегда вот удивляюсь, что авторы книги являются авторами вопросов. Хотя автор ответов - Медведев. Он бы, наверное, должен быть автором книги. Ну, сейчас настолько поменялось время, что мы стали получать наслаждение от вопросов. Потому что от ответов уже ничего не получишь. Ответы стали настолько обтекаемые, ничего не говорящие... Я не знаю, как Медведев, я не читал этой книги. Но в основном я получаю наслаждение от вопросов. Из вопросов можно больше узнать о нашей жизни, чем из этих ответов. Почему перестали ответы быть живыми? Каждый министр стал министром иностранных дел. И министр здравоохранения... Они вообще молчат уже. Они сидят и записывают. Они молчат, они стали министрами просто иностранных дел. Если человек... Что такое неформальный ответ? Что такое вообще ответ живой? Да или нет - вот будет ответ живой, неформальный. Тебя спрашивают и ты отвечаешь "да". Или ты отвечаешь "нет". Они не могут. Они знают положение дел, но не знают, что говорить. Вы поняли, что я сейчас сказал? Повторяю... Я не знаю положения дел, но знаю, что говорить. Поэтому я болтаю, мне прощают. Как бы якобы юморист. Как ни странно, наша публика, наш народ, наше население не любит живые ответы начальников. Вот когда что-то говорят, вот премьер Гайдар, который говорил "отнюдь", он употребил слово "отнюдь" - исчез. Руководители с такими непонятными словами, они исчезают, их никто не поддерживает. Один два раза употребил непонятное слово - до свидания. И человек сидит дома всю оставшуюся жизнь. А вот такие туманные слова как "обеспечить", "создать атмосферу" - такой туманный приказ все живо берутся исполнять. Потому что в этом такой кайф. Когда ты бросаешься исполнять невнятный приказ. Главное - чтобы ты не добился ясности. Добьешься ясности - абдуценс. Ни ты не исполнишь, ни тот не поймет, что ты должен делать. Поэтому вот так вот все говорят "есть" и, прижав кобуру - к лесу. Там разберемся. И вот такими парами ходят - автор непонятного приказа и исполнитель, который не добился никакого результата. Остальные, которые при этом присутствуют, при отдаче такого приказа и при исполнении начинают много пить и тоже довольны своей жизнью.

М.: Социологи провели опрос и решили выяснить, ощущают ли себя россияне свободными людьми. Пятьдесят шесть процентов людей сказали, что в России достаточно свободы, эта цифра значительно выше чем то, что было в прошлые годы. Но двадцать процентов людей сказали, что в России свободы слишком много. В связи с этим у меня к Вам вопрос: бывает ли свободы слишком много?

Ж.: Бывает. В армии. Вот, когда армия действует, там свободы много. Невзирая на то, казалось бы, что дисциплина, приказы, но там свободы много. Но я хочу сказать, ну что значит, что свободы слишком много? Вот когда ты как бы в рамочке ходишь, ты в своей рамочке из воспитания и порядочности, вот у тебя такая рамка. И вот люди ходят и сталкиваются этими рамочками. А все, в общем, в рамке из закона, в большой раме. И вот, вот этот стук, постепенно они сталкиваются, если они люди воспитанные и порядочные, они стараются телом не сталкиваться, только рамочками. Вот это граница воспитанности одного и граница воспитанности другого. И в нормальных странах, может быть и в нашей когда-нибудь, есть места, где закреплен страх. Вот свобода и вот в этом месте закреплен страх потерять свободу. В этом месте закреплен страх, это места постоянные. В нашей стране до сих пор эти места менялись бесконечно. Страх здесь подвижен. Черт его знает, вчера посадили за это, сегодня посадили за это. Позавчера он сказал что-то, потом этот сказал что-то, смотришь по телевизору фильм про Вавилова: просто доносы, просто доносы, просто сажают, сажают, сажают и страх всюду. Поэтому мне кажется, что свобода - главное в нашей стране пока, так как сами мы голосуем против себя же, то наша свобода - это свобода в армии. Я так думаю.

М.: Вы сказали про страх, который генетически есть у русских людей. А как Вам кажется, сегодня в обществе есть страх?

Ж.: Нет, мне кажется, сегодня страха гораздо меньше. Нет, практически нет. Вот страх - вот экономический кризис, вот страх потерять сбережения, вот этот страх есть. А так страха нет. Другое поколение уже совсем.

М.: Все как-то задумались над Вашими словами. Испугались, наверное.

Ж.: Ну мы все-таки говорим о том страхе, о страхе политическом, ну вы понимаете. Конечно, страх, потому что мы попали сейчас в эту ситуацию, когда свободные деньги, свободный рынок, черт его знает, откуда-то почему-то, вот из-за того, что в Америке разоряются эти все банки, это должно каким-то образом перекатиться к нам. Вот это нам непонятно и никто... Но так как большинство людей не зависит вообще ни от чего у нас, ни от урожая, ни от производительности труда, ни от чего не зависит, просто вот сидят и ни от чего не зависят - то им, конечно, и бояться нечего.

М.: А Вы от чего-то зависите, кроме как от зрителя?

Ж.: Кроме как от зрителя... Как сказал один: "Ну вот если отбросить талант, отбросить успех, конкретно - чего ты добился, Миша?" Я так и не понял... Я попал в дикий тупик - ну чего я действительно добился? Начал лепетать что-то - там, квартира, что-то еще... Чушь собачью. Поэтому не будем отбрасывать, конечно то, от чего мы зависим. Я завишу, конечно, от зрителя. А) я не знаю, придут ли они в зал. Допустим, пришли. Я не знаю, поймут ли они. Поняли. Я не знаю, рассмеются ли они. Рассмеялись. Я не знаю, будет ли успех - это вот аплодисменты. Вот это я всё не знаю. Значит, эти все ступени нужно преодолевать. И постепенно-постепенно ты входишь в форму, ты накатываешь вот эту импровизацию, которая кажется импровизацией, а на самом деле это внутри давно накатано, и поэтому у тебя такие гладкие концовки и закругленная драматургия. И ты когда это всё постепенно, ты в себе снова нашел, нащупал в себе и всё это выдвинул вперед и публика вдруг это всё приняла. Вдруг приняла. И ты слился и вы все в одном успехе и вы покидаете зал, в общем, почти все вместе. То есть баррикад нет. Ты перешел по ту сторону баррикад, где находится публика. На ту же сторону. И вы вместе ушли. Тогда, в общем, я счастлив. Там больше сказать ничего не возможно. Я-то счастлив, это мое, это уже неважно.

М.: Сейчас появилось очень много литературных премий. Вот в тот период, который мы с Вами обозреваем, премия "Книга года" была вручена Юрию Росту за книгу "Групповой портрет на фоне века". И хочется поздравить Юрия Роста, замечательного совершенно человека, потрясающего журналиста, писателя, обозревателя "Новой газеты". Потому что это огромный успех. "Книга года" - это действительно огромный успех и он здесь заслуженный. Но премий огромное количество. Как Вам кажется, а каких, может быть, премий не хватает литературных?

Ж.: Трудно сказать. Я не могу сказать, каких премий не хватает. Это, действительно... Я просто рад за Юру Роста, с Юрой мы очень давно вместе, он здесь часто бывал у нас. Писатели бывают разные. Писатели есть от книг. Начитавшись книг, образованный человек (у него сразу это чувствуется), он идет от букв, которыми он переполнен. Из этих же букв он составляет что-то свое. Не из жизни, не из мыслей, а из букв. И мы эти буквы читаем. Пишет он, как асфальт кладут, знаете - широко, плоско и ненадолго. Вот так вот пишет. Такие есть драматурги, такие же есть писатели, таких много. Что такое настоящий роман? Я это не сейчас придумал, я это давно думаю. Что сюжет - это такая дорога, по которой ты едешь. Автор тебя берет с собой в дорогу. Ты едешь по этой дороге. Это сюжет. Бывает захватывающий, бывает драматический. Сюжет, ты с ним вместе находишься. А самое главное - мысли, которые автор тебе сообщает во время этой поездки. Вот эта мысль помогает тебе встретить беду, или помогает тебе создать семью - то, что ты прочел у Толстого или у Пушкина. Это тебе помогает выжить. Вот это самое главное. Юра Рост - человек, который всю жизнь летает. Он и в советское время... Откуда-то, я не знаю, у него была виза... Юра все время ездит, все время летает, до сих пор. Он в джинсах потертых, ему лет уже много, не буду говорить, сколько... Веревкой подвязан... Фотоаппарат... Несколько фотоаппаратов... Летает в разные страны, привозит оттуда все очерки. У него один из лучших юморов в нашей стране. А что касается... Вы видели сейчас - столько книг. Братья, нет человека без книги! У нас сейчас уже нет человека, который бы не написал книгу. Если кто-нибудь из вас не написал, торопитесь, потому что битком забиты магазины. Когда я не захожу. Я иногда так коварно и завистливо смотрю: может где-нибудь моя там... Есть где-то моя. Но в этом море найти невозможно. Море книг! Артисты, книги с фамилиями артистов, биография, биография, биография... Человеку тридцать лет - уже биография, биография... И толстая книга! Что я бы из премий учредил, наверное - премия критиков. Потому что сейчас премии дают бизнесмены, там "Большая книга", "Лучшая книга", дают читатели...

М.: У нас все премии - критиков. Во всех советах премий сидят критики.

Ж.: Но нет премии критиков.

М.: Такой прямо нет.

Ж.: Потому что я вижу: там и Симонова актриса, Женя Симонова, Евгения Симонова, тоже сейчас в Букеровской она сидит в составе жюри.

М.: Женя Симонова очень умная.

Ж.: Конечно.

М.: Она, Евгения Павловна...

Ж.: И красивая.

М.: Красивая. И хорошая вообще.

Ж.: И очень хорошая. И поэтому она должна быть в жюри, конечно.

М.: В Москве попытались провести день без машин, в результате каждый водитель думал, что "никто не выйдет, а я проскочу" и пробки были больше, чем во все остальные дни. Но это как бы бог с ним. А у меня к Вам вопрос такой: а день без чего хотели бы провести Вы?

Ж.: В Москве?

М.: В Москве.

Ж.: Ну без того же самого. Ну конечно, мне тоже хочется все время, чтобы не было пробок, а я с мигалкой. Всех прижали к домам прохожих и все автомобили прижаты к домам, кого-то даже скинули в кювет... Я с мигалкой проезжаю, все аплодируют... Только единственное, чего я не могу понять, думая о себе: почему я живу и работаю в разных местах? Вот мне нужно, чтобы показать власть и государственное значение, конечно, мне нужно мигать и конечно, мне нужно проезжать через весь город и всех остальных прижать, конечно, это факт. Я думаю, причем, что мигалка в нашей жизни важнее Родины, важнее семьи, важнее денег. Для человека чиновного это самое главное. Я не представляю, что для него значит - содрать у него с головы эту мигалку. Понимаете, что движущаяся машина - это только признак власти. Остальные же сидят в неподвижных машинах. А он движется! И вот он так едет, и это достойное завершение его такой подмигивающей судьбы. В пробках сейчас, мне кажется вообще, если это дело будет развиваться, вполне можно оставить машину и поехать домой. Из пробки ее никак не угонишь. Назавтра ты приедешь, сел в эту машину, посидел. Ну ты можешь даже там пьяный сидеть. Кто тебе что сделает? Безопасность движения абсолютная. Ты сидишь в стоячей машине... Потому что, если движущаяся машина олицетворяет власть, то стоячая машина олицетворяет рост благосостояния. Значит, остается только хлопнуть дверью и уйти. Ну вот и уйти под землю. Где мы все там и встретимся. Спасибо вам за внимание.

М.: Историки США выяснили, что при экономическом буме (не при спаде, а при буме), укорачивается длина юбок у женщин. Вот как случается экономический бум - так у них укорачивается длина юбок. Вопрос у меня очень простой: почему?

Ж.: Нет, мне кажется, здесь сложнее. Наконец-то я попал на вопрос, который мне нравится. Это действительно. Ну, мне кажется, когда укорачивается длина юбок - когда все начинают этим интересоваться. Когда начинают этим интересоваться все? Когда идут лучше дела! Что значит - идут лучше дела? Появляются деньги! И что значит - появляются деньги? Появляется необходимость куда-нибудь их вложить. Я еще не ясно выразился, нужно еще подробнее? И длина юбок, по-моему, указывает путь вложения денег. Потому что, как мне кажется, единственное, когда мы не тратим деньги понапрасну, это когда мы украшаем женщину. Единственная правильная трата денег. Если появились деньги - купи ей бриллиант. Опрыскай дорогими духами. Оберни ее в дорогое пальто. Засунь ее ножки в прекрасные туфли. И всё! И рядом, в чем бы ты ни был, уже значения не имеет. Когда ты так незаметен рядом с ней, то ты свободен. А еще какой слух идет по городу: сам нищий, а как одевает жену! Спасибо за внимание.

М.: Наступил тот момент, ожидаемый многими, когда Вы, я знаю, встанете обязательно и начнете читать Ваши произведения под бурные аплодисменты собравшихся.

* * *

Мы смеяться перестали частным образом. Только централизованно. Вот пятнадцатого он приедет и нас рассмешит. А он-то смеется от нас...

* * *

Муж в день рождения жены разбросал по подушке цветы вокруг жены и сказал: "Как красиво ты смотришься в цветах". Она долго болела после этого.

* * *

Всё красиво: дом, хозяйка, еда, музыка, встроенная кровать и красивый уехавший муж. Только надо было ему уехать двадцать лет назад. И только нужно было ей позвать меня двадцать лет назад..."

* * *

Стране нужны герои - нет.

Стране нужен подвиг, героев мы найдем.

* * *

Отношения между мужчиной и женщиной ритмичны во всем.

Нельзя нарушать ритм вопросами...

* * *

В России крик: "Вы нарушили!" - всегда внезапный.

* * *

Надо пропускать женщин вперед, чтоб потом не оглядываться.

* * *

Сегодня слова "есть на телевидении хорошая передача" напоминают донос.

* * *

Если еще пару месяцев не объяснять, что такое "инновации" люди потребуют повышения зарплаты.

* * *

Семьдесят процентов утопленников - в состоянии опьянения, а их можно было спасти и вернуть к прежней жизни.

* * *

Народ, живущий в России, заслуживает Нобелевской премии.

* * *

М.: Теперь мы переходим к той части, где вопросы задают зрители. Сначала будут видео-вопросы, а потом в зале. Давайте первый видео-вопрос.

Вопрос: Здравствуйте, Михал Михалыч. Меня зовут Максим, я из Ростова. Мне на днях подарили две книги, одна "Камасутра", другая "Казанова". Подскажите, пожалуйста, с какой лучше начать?

Ж.: Ну, по-моему, лучше начать с "Камасутры", потому что вы до "Казановы" можете вообще не добраться.

М.: Следующий вопрос.

Вопрос: Здравствуйте Михал Михалыч, меня зовут Татьяна. Меня зовут Дмитрий. Мы из Москвы. Хотели бы спросить у Вас, почему так легко любить все человечество и трудно - отдельно взятого человека?

Ж.: И трудно - отдельно взятого человека? Я не хочу становиться серьезным, но трудно вообще любить. Я не знаю даже человека, который любит все человечество. Вы любите все человечество? Нет, людей всех любить не надо. Там что-то... В общем, короче говоря - из них выбрать одного, ну может быть, мне удалось. Я для этого очень много потратил времени. Очень много переходил из рук в руки - я. И пока я, переходя из рук в руки, попал на хорошего человека. Это как в цирке передают лежащего. Попадание на хорошего человека очень случайное. Вот вдруг - пам, вы спиной почувствовали, что сзади стоит "ваш" человек. Спиной, вдруг - раз, оглянулись. Да! Что такое - неизвестно. Она еще ничего не сказала, вы еще ничего не сказали, но есть ощущение взаимопонимания. Тут очень важно - глаза, какая-то улыбка глазами, которая происходит совершенно непонятно, без слов. Потом вы начинаете скользить ниже глазами.

М.: По-моему у нас их было три - видео-вопроса, если я не ошибаюсь.

Вопрос: Здравствуйте, Михаил Михайлович! Я Анна Либерт, из Сибири. Скажите пожалуйста, почему в кино-шедеврах в конце все умирают, фильмы с хэппи-эндом почему-то не любят критики.

Ж.: Почему не любят критики? Ну потому что - что такое хэппи-энд? Если счастливый - значит, не конец.

М.: Теперь могут задать вопрос люди, сидящие в зале, для этого нужно поднять руку и вам передут микрофон. Вот пожалуйста, сначала женщине дайте, она первая подняла.

Зрительница: Михал Михалыч, к вопросу о страхе, тревоге и какой будет наша Москва. Представьте себе: перед Вашим домом, в нескольких метрах намечается строительство, ну допустим, шестнадцатиэтажной гостиницы с тремя подземными этажами для машин. Ваши действия, как "дежурного по стране"?

Ж.: Ваши действия... Армейский вопрос. Ну какие мои действия? Не знаю. Я не из тех людей, который пойдет протестовать, который пойдет туда ложиться под бульдозеры. Я живу в доме, который переделывается бесконечно, на улице Лесной. Видимо, вначале его заняли все люди необеспеченные, малообеспеченные, что-то партийное, там много было партийных. И постепенно начали въезжать все богаче, богаче, они начали перепродавать квартиры. И каждый переделывает, переделывает. Поэтому я живу под стук, сверление, у меня ощущение, что наверху строят дачу, прямо на потолке. А я здесь пишу сижу. Я не могу это все выносить. Ну я молчал-молчал, потом прибежал туда, бил в дверь, мне открывают в пыли. Оттуда открыли дверь - оттуда просто дунуло дымом и пылью. Я весь в пыли был сразу. А потом, они плохо понимают по-русски - те, кто там работают. Я опять возвращаюсь к себе - опять там начинается. Въехали хозяева - они принесли мне бутылку коньяку сверху...

Зрительница: Вот Вы отвечали на экономические и политические вопросы, а на научный можете ответить?

Ж.: Конечно.

Зрительница: Какой отклик в Вашей душе вызывает словосочетание "андронный коллайдер" и что нас ожидает, на Ваш взгляд, в случае успешного завершения этого проекта?

Ж.: Ну что ожидает? Да ничего не ожидает. Чего тут тревожиться? В стране столько оружия, столько складов боеприпасов у нас... Чего тревожиться? Где рванет, мы не знаем. Не стоит тревожиться. Они, ученые, найдут с помощью этого коллайдера - как, каким образом возникла жизнь на Земле. Ну надо им это позволить.

М.: Я все-таки хочу призвать наших зрителей к гуманизму, потому что, кончено, Михал Михалыч может бесконечно отвечать. Но у нас передача цикловая, поэтому вы можете просто через месяц прийти еще раз. Поэтому спасибо большое всем, всего доброго.