Дежурный по стране, 02.03.2010

М.: Михал Михалыч, вот уже вчера началась весна, вот сегодня второе марта, когда выходит наша программа, а весна началась вчера. Я поэтому хотел Вас спросить: как Вам кажется, все-таки весну надо прожить так же, как все остальные времена года или как-то по-другому?

Ж.: Ну, надо чтобы она чем-то отличалась от зимы. Если ты уже почувствовал, что она уже отличается от зимы… Вот сегодня я почувствовал, что такой какой-то воздух странный. Мой кот подходит к дверям: «Открой!» Я открываю, он нюхает: «Нет, зима... зима… - говорит. - Сколько она может продолжаться?!» Я говорю: «Ну что я могу сделать?» Он говорит: «Закрывай, быстро!» Думаю, сегодня если бы я открыл, он бы почувствовал первое дыхание весны, какой-то воздух такой был сегодня весенний. Так что мне кажется, что если ты почувствовал, что наступила весна, ну чувствуй то, что она тебе внушит – так я думаю. Если огорчает страна – обрати внимание на людей. Огорчают люди – обрати внимание на женщин. А уж если огорчают женщины, обрати внимание на себя, конечно. Я вообще, насколько помню себя, в принципе, чтобы почувствовать весну, я советую всем обратить внимание на театральные вузы. Вот что там творится с поступлением – это вам не технический вуз! Там сама красота. Которая, конечно, мир не меняет, но очень меняет мужчин, которые там крутятся возле этого. И посмотришь на это, и даже провалившаяся красота – это такая драгоценность… Я советую подхватить именно провалившуюся красоту. И попробовать ее угостить где-нибудь в кафе. Тут есть возможность и сочувствовать, и еще лишний раз почувствовать, какое высокое положение занимает, там, Марк Захаров, Петр Фоменко, Ширвиндт, Олег Табаков, который имеет дело уже с отобранными. Мы же, в общем-то, пользуемся теми, кто не попал. Не будем садиться…

М.: Теперь придется Вас спросить про грустное. А именно – про Олимпийские игры. Олимпийские игры в Ванкувере проходят, я хотел сначала сказать «с переменным для нашей страны успехом», но теперь понятно, что они проходят с постоянным неуспехом. Тем не менее, кто-то получает медали и имена этих людей сразу становятся очень известными. Вы, я думаю, если захотите, объясните нам причины поражения нашей сборной, если у Вас есть ответ. Но я Вас хотел спросить про другое: вот ровно в это же самое время в Берлине закончился кинофестиваль, где просто, как говорят, «выстрелила» картина Попогребского «Как я провел этим летом». Она получила два «медведя» - за актерскую работу и за операторскую. Вот никто их присутствующих не знает фамилии тех людей, которые получили «медведей». Тем не менее фамилию человека, который победил в гонках, знают все. Как Вам кажется, почему в нашей стране людей, которые стреляют и бегают, уважают больше, чем людей, которые снимают или играют в кино?

Ж.: Ну я уже когда-то говорил, по-моему, в какой-то из передач, что спорт вызывает ощущение, что ты это можешь. Ну если бы ты не пропускал занятия в школе по физкультуре, то ты мог бы выбить из мишени десятку, мог бы промчаться по лыжне. Но ты пропускал занятия, вот единственная причина, по которой ты сидишь у телевизора, а они все там мчатся. А ты, в общем, ты знаком с этим, прекрасно знаком. Ты можешь тоже, ну по крайней мере, в женской эстафете ты вполне можешь участвовать. Кино, как мне кажется, это малознакомое, потому что я помню – чем отличаются наши туристы? Они снимают на видео неподвижный каменный памятник. Вот можно представить этот фильм, когда приходится двигать камеру, потому что он стоит. И так же точно домашнее кино. Даже домашние кадры кинозвезды, они все равно бездарные, они все равно унылые, то есть сыграть самого себя очень тяжело. Даже невозможно сыграть. А то, что ты видишь на поле, тебя вдохновляет, особенно на снегу, конечно. И поэтому вот это ощущение, что вот спорт и искусство – все-таки разные вещи. Хотя мне сейчас кажется что Голливуд стал приближаться… Видя огромные толпы, заполняющие стадионы, Голливуд сейчас стал заимствовать у спорта вот эту красоту телосложения, эти прыжки, эту стрельбу, этот так называемый «экшн»… А женский теннис, наоборот, стал заимствовать что-то у Голливуда. Но это всё к искусству не имеет отношения. Да, я кстати, большой поклонник именно женского тенниса, мужской теннис не действует на меня никак. У меня к мужчинам как-то такое же отношения, как и было. А к женщинам – всё время улучшается. Мне кажется, что с возрастом почти все они становятся красивыми (с моим возрастом), и все становятся незнакомые, что очень приятно. Знакомых мы отметаем сразу. Представляете, в моем возрасте знакомую женщину встретить – ну и что? Ну о чем говорить? Перечень ее болезней, перечень моих – и разбежались. На прощание: «Как давление?» - получил цифры, сообщил свои. Спасение только в том, чтобы что-то было незнакомое и другого возраста. Поэтому женский теннис меня вдохновляет. Женский волейбол тоже, где я успеваю как-то сообразить. И где камера долго задерживается на этом на всём. Что еще я хотел сказать? Третий раз начинаю, не могу никак подойти к этому. Что касается Ванкувера – ребятки, что я могу добавить к тому, что мы все видели? Как говорил один мой приятель, не я, это мой товарищ говорил: «Спорт – это страдание». Вы видите, как они падают, в слюне… Как у них течет из носа, сколько слез… Поэтому наши попытки заплатить – ни к чему не приводят. Ты ему добавишь, но страдать он не желает так. Тем более, если он еще плохо подготовлен. Потому что тренеры, вот эти министры спорта, ну мы это все читали, у них уже свои горнолыжные школы, что-то свое коммерческое, тоже деньги есть и денег полно. И практически не за что. А я, например, когда выступаю – у меня тщеславие. Я хочу, я вижу конкуренцию. И вы знаете, иногда приходишь в зал и не понимаешь, почему сидит ползала. Почему ползала? И ты хочешь плакать просто, просто слезы. Ты читаешь, ты выступаешь, а слезы все время вот здесь крутятся – почему ползала? Потом ты понимаешь, или тебе сообщают, что пробки, не успевают, и только к концу концерта наполняется зал. Вот ради тщеславия, ради близких, ради имени своего – можно стоять. Ради очень близких людей, детей, не ради денег, ради денег не получается. Ради Родины – конечно, можно выстоять, но надо, чтобы Родина тебя любила, не только ты ее. Надо, чтобы Родина не мешала тебе заниматься любимым делом, как говорит наш Президент. И надо смягчить патриотизм этот, который уже осточертевает. Эти истошные вопли, которые, конечно, нас настраивают на волну, даже спортсмены говорят: «Мы порвем всех! Мы - Россия, мы такие…» Что – мы? Хочется сказать: «Скромнее, граждане! Скромнее надо быть, граждане – и получится!» Не надо так оголтело, чего там? Как говорил грузин в анекдоте, когда его спросили «где консерватория?»: «Делом надо заниматься!» - сказал он. Когда занимаешься делом, тогда не такие ужасающие размеры приобретает хоккей, лыжня, гимнастика – это последние надежды! Футбол… А не может быть в этом последней надежды, раз последняя надежда – она обязательно провалится. Надежда должна быть не последней! А где-то предпоследней, в середине. Благодарю.

М.: Я не могу Вам не задать вопрос в связи с Ванкувером, который волнует все наше прогрессивное население. Волнует очень и обсуждается везде. Начальников спортивных надо снимать?

Ж.: Однозначно!

М.: В отчетный период президент подписал доктрину национальной безопасности. Это такой, без шуток, очень важный документ, основная цель которого – «выдавить» иностранных производителей продовольствия и чтобы больше было наших. Что, мне кажется, правильно. В связи с этим у меня к Вам вопрос: а вот у Михаила Михайловича Жванецкого есть собственная доктрина собственной продовольственной безопасности?

Ж.: А как же! Всю жизнь я занимался собственной продовольственной безопасностью. Всю жизнь! Сколько мы жили. Вот еще монолог, который написал как-то много лет назад – «у меня в доме все по два, по четыре, по шесть, по восемь. И все в кладовке и все там проросло. И жуки, и эта борьба с жуками, которые заводятся в крупах, в этих запасах. Они-то почему жрут, какое они имеют право?» Вот эти конкуренты вот мелкие, которых ты видишь, которых ты просеиваешь. Я уже стал держать в холодильнике крупы, сухари… Так вот – доктрина, конечно, есть. Я поддерживаю это решение о том, что импортное продовольствие надо убрать из магазинов, чтоб дать путь нашему производителю. Но вот я все думал – вот если мы уберем импортные продукты, то сразу же, видимо, появятся наши. Хотя у меня появляется ощущение, что если уберем импортные продукты, прежде всего подохнет наш производитель - сам. Деревня же у нас всегда голодает! Я сейчас серьезно говорю, сколько столетий – всегда голодает деревня. Именно та, которая производит. Это меня всегда поражало. На земле, на хорошей земле, они голодают! Теперь вот я еще помню ключевое слово «корма». Вы помните слово «корма»? Смотрите, сейчас перестали его употреблять. Вот это вот: «Где корма-то взять?» Чтоб мы съели чего-то такое живое, это живое надо кормами накормить. Дашь что-нибудь курице и птицеводу, и потом можно эту курицу сожрать, если она что-то сожрет. Если корова тоже что-то сожрет, ее можно потом съесть или молоко получить. Вот это «корма» у меня в голове сидит. «Корма-корма-корма», именно почему-то в Советском Союзе всегда кормов не хватало. Ну то, что еды не было, это ладно, но кормов! За что скот? Ну говорили, что скот заслужил, что он не имеет кормов, потому что все время нас подводит, как олимпийцы. Какие еще там продовольственные доктрины могут быть? При самом страшном стечении обстоятельств, то есть если импортное будет убрано, а наше не появится, что я предвижу, конечно, тогда допустим я, Коля там Басков, Максик Галкин, Ваня Ургант, будем давать концерты в подвале супермаркета. Или, говоря по-русски – Елисеевского гастронома. Я, пожалуй, закончил, у меня больше доктрины нет никакой.

М.: Исполнилось десять лет со дня смерти Анатолия Собчака и вот наш канал «Россия-1» показал, по-моему, очень хороший фильм. Хотя меня совершенно поражает что, когда я говорю со своими студентами, они называют Анатолия Собчака отцом Ксении Собчак. Вот он для них вот этот человек. Тем не менее мы все очень хорошо помним и знаем, что это был такой настоящий подлинный русский интеллигент, который замечательно говорил, был человек очень умный. И вот когда я смотрел этот фильм по нашему каналу, у меня возник такой вопрос, который я хотел задать Вам: а почему сегодняшней властью вот такие подлинные интеллигенты не востребованы?

Ж.: Потому что у власти их ученики! Я не видел еще, чтобы к власти пришел ученик с учителем. Наверное, конечно, я сам должен сказать, что я был в восторге от Собчака. Это именно явление такое, которое дала только демократия, когда он появился, эти слова его, голос, прекрасная речь… Мы же незнакомы были с прекрасной русской речью… Сегодня, когда рейтинг нашему телевидению дает кровь, порнуха – высокий рейтинг, самый высокий рейтинг, урологический этот юмор… То, конечно, нет места таким людям как Собчак, как Лихачев, как вот сейчас есть (мне очень нравится) Вячеслав Пьецух, писатель прекрасный. Нет места им! А нужны полководцы, нужны какие-то военные и полувоенные люди – так они думают и мне так кажется тоже. Нужны какие-то решительные люди, которые куда-то ведут, хотя не объясняя нам. Но мне кажется, Андрей, что мы уже созрели. Я уже говорил на прошлой программе – мне кажется, что мы созрели. Созрели к правильному подсчету голосов, созрели к справедливому суду, к независимому… Уже созрели. Созрели к тому, чтобы комментарии к спорту не были такими дикими. Сумасшедший комментатор говорит что-то для сумасшедших, не объясняя даже правила: правила эстафеты, правила фигурного катания – никаких правил не объясняя, только в истерике заходясь. Я думаю там, где людям доверяют, там выигрыш. Там, где не доверяют, там проигрыш в спорте, там проигрыш в автопроме, там проигрыш в промышленности – там, где не доверяют. Пришла пора, мне кажется, уже можно доверять. И вот если бы это произошло, то, мне кажется, надо было бы отпустить вожжи, если уже трудно управлять. Или, допустим, обстановка такая в стране – и подключить лошадь. К ориентировке на местности. Чтоб не только кучер, но и лошадь куда-то шли в одном направлении. И она может привести домой.

М.: Мне хотелось Вас, как Народного Артиста Украины поздравить с тем, что в Вашей стране завершились выборы. Выборы нового президента, Виктора Януковича. Собственно вопрос у меня к Вам очень простой: что будет дальше?

Ж.: Ну, начнем издалека. Как настоящий политик, я хочу начать издалека. Во-первых, что бы там ни было, мне нравится, что происходит на Украине. Плохого там, как мне кажется, ожидать нечего. Вы видели где-то более своенравного премьера? Более упрямого премьера? Более мстительного премьера? Нет вот! Однако этот премьер подчинился решению суда! Значит, существует такой суд на Украине, которому подчиняется премьер, такая тетка. Ничему не подчиняется! Никогда никому не подчинялась. Подчинилась! Забрала папки, бумаги – ушла! На Украине суды такие же, как у нас, но какой-то вот Верховный – ничего. А что дальше – дальше будет лето. Дальше – будет лето в Одессе, будет лето в Крыму, будет лето на Украине, будет море там. Мне видится такая картина: просто брошены на улицу все шубы, на тротуар, всё зимнее – и из них, как из кожи, вырастают эти, совершенно удивительной красоты, одесситки, киевлянки. Вот вырастают! И очень, должен сказать, все-таки гораздо доброжелательней, чем у нас, население. Вот мужчины с юмором, мозолистые какие-то, крестьянского типа, но все с юмором. Загар, знаете, загар – в форме майки. Тут панама или шляпа, вот тут всё белое, тут вот всё загорелое – это настоящий рабочий человек. У них земля и у них хлеб. Конкретно. И много вкусного. Как говорится: в нашем заповеднике редкие звери - очень вкусные.

М.: Правильно ли я понимаю, что вне зависимости от избрания президента – что должно быть, то и будет? Ничего тут не поменяется?

Ж.: Я думаю – да, вне зависимости. Там такое противостояние, ну что может президент изменить?

М.: А что они тогда так бились, если ничего не меняется?

Ж.: Это загадка для всех. Это загадка демократии. Вот бились – и снова получилось то же самое. Но все-таки сменился человек. Теперь вместо этой девушки, у которой коса и горят глаза, и совершенно, как они говорят, разорена экономика – сейчас пришел человек более спокойный, более советский. Значит он сейчас (я так думаю) отойдет назад, где ему всё знакомо, а потом вперед ринется в незнакомое. А наша теперь задача – наблюдать, ездить отдыхать и пользоваться летом и вот этими вкусными вещами. Спасибо за внимание!

М.: Журнал «Финансы» опубликовал список самых богатых людей нашей страны и оказалось, что многие разбогатели в период кризиса. Например, список впервые возглавил такой человек по имени Владимир Лисин, которого, я думаю, не очень знаем и мы, и совсем не знают на Западе. Вопрос у меня очень простой: что такое надо делать, чтобы в кризис стать богаче, а не беднее?

Ж.: Ну, Лисина-то я знаю, однажды он тут что-то построил под Москвой, какой-то городок такой, где он показал, как плавить металл, там фотографии, что-то я помню вот такое. Он сам даже возил наиболее важных посетителей на этом электрокаре. Очень такой демократичный человек, из низов, видимо, не знаю… Но короче, что надо делать, чтобы разбогатеть?

М.: В кризис – что надо делать, чтобы не обеднеть, а разбогатеть?

Ж.: По-моему, надо догадаться и решиться. Вот догадаться я могу, решиться – нет. Что-то вот интуитивно можно почувствовать. Но вот на этом эфемерном предчувствии решиться – это надо иметь стальную волю, конечно. Надо иметь авантюрный характер, надо иметь что-то криминальное в характере. Потому что только такие люди решаются. Вот если когда один… Помните, кто-то в Америке мне объяснял (из нашей эмиграции), что решается один – и отхватывает самый большой кусок. Догадывается и решается. Несколько человек, которые наблюдаются за ним все время, зная его эту черту: он разбогател – они заработали, глядя на него и тут же подхватывая то, что он сделал. Тысячи – не успевают, не соображают. Либо остаются при своих, либо беднеют. А этот – сразу богатеет. Но и деньги его не меняют, он таким и был. Другое дело, что меняются все вокруг него. Рой всяких вот этих деятелей искусства, такие знаете есть – с серьгой в пупке. Такие – сережка у них и здесь и здесь, масса сережек в самых неожиданных местах. Не хочется даже спрашивать, где еще эти сережки… Но сразу появляются эти люди, а он (вот этот самый такой разбогатевший и решившийся), он вплывает в гавань, такой холодный и одинокий. И эти все - вот так вот вокруг него. Сразу появляются поэты, писатели, художники, киношники. Тут начинается первое, это, конечно, состязание в юморе. Чтобы приблизиться к нему, надо рассмешить. Очень надо рассмешить. Мне не удавалось. Того же Лисина, надо отдать должное (мне) – не удавалось рассмешить. Значит, прежде всего вам предлагают что-нибудь смешное. Это юмор. Второе – какое-нибудь пение, обязательно. Либо профессиональное, либо хором, либо с оркестром. Третье, что предлагается – преданность. Подозрительно смахивающая на любовь. Ну, и дружба. Которая, конечно, получается недолговечной, потому что первый, кто переходит с ним на «ты», говорит: «Вот, Володя (допустим), мне тут предложили квартиру, но ты знаешь – с деньгами у меня неважно. Вот что ты посоветуешь?» Вот это слово «посоветуешь» - это ключевое слово, это кульминация этой дружбы. А раз кульминация, значит – конец, практически, конец дружбы. И каждый остается при своих, потому что и Володя и Миша (я имею в виду себя), каждый знает, что если человек без денег, разовые вливания ему никогда не помогут. Он будет продолжать оставаться без денег, а тот будет продолжать оставаться с деньгами. Просто потому что характер – он догадывается и решается. А этот – и не догадывается и не решается. Спасибо за внимание!

М.: Бывают такие новости, от которых я даже не понимаю, как их комментировать, но они поразительные. Английский или американский журнал «Скотсмен» опросил тысячи людей, задал им один вопрос: «С чем у вас ассоциируется ад?» И подавляющее большинство людей сказали, что ад – это бесконечный полет на самолете, внутри которого орут дети. То есть это, на самом деле, такое замкнутое пространство, ощущение опасности и бесконечный шум. А что такое ад для Вас, если символически говоря?

Ж.: Ну, кстати, вот это очень точное определение ада. Потому что если даже один ребенок попадается, и даже полет продолжается всего полтора часа – невыносимо всё это. Ну ладно, ну ты просто сочувствуешь какому-то родителю. А для меня ад – вот примерно то, что я говорил. Вот, концерт. Покупают люди билеты, за столиками сидят: «Михал Михалыч, мы собрались тут ради Вас…» Разговаривают между собой непрерывно. Взрывы хохота в неожиданных для меня местах. Это очень трудно пережить! Ты говоришь «почтим память», в это время хохот страшный – кто-то там что-то сказал. И устроитель каждый раз подскакивает: «Михал Михалыч, Вы только не волнуйтесь, они все собрались ради Вас, они Вас обожают, Вы только не переживайте…» В это время гасят свет всюду, и на сцене тоже. Вносят какого-то проклятого поросенка, у него бенгальский огонь из задницы, из глаз – ну чей-то праздник там, я не знаю, то ли свадьба, то ли именины, вот вносят поросенка. Потом тебе внезапно перекрывают звук: «Михал Михалыч, две минуты перерыв. Именинник должен сказать». Потом опять гасят и звук и свет: «Дядя приехал из Лос-Анжелеса...» Черт его знает, там кто… Потом ты уже не можешь, ты уже не знаешь, ты говоришь: «Я ухожу. – Ни в коем случае! Все только ради Вас собрались!» Вот эти увещевания… И ты… Люди ж купили билеты… Вот это как в спорте: ты стоишь, ты вынужден стоять. Никто не слушает. Они между собой разговаривают, потом крики: «Прочитайте, пожалуйста, «Бабу Ягу»! Начинаешь читать «Бабу Ягу» и обязательно какая-то тетка вдруг вскакивает: «Никогда я с тобой не была! А где у меня родинка? Вот скажи – где у меня родинка? На каком бедре? – Катя, не смей! – Мама, я разденусь сейчас! Потому что он соврал только что!» Она поднимает юбку, там крик, шум там стоит. Я тут стою на сцене. Вопли. Она показывает – оказывается татуировка, родинки нет. Все успокаиваются. Устроитель всё время кричит: «Михал Михалыч присоединяется к поздравлениям в адрес именинника». Я получаю первые аплодисменты, адресованные мне лично. Вы чувствуете, как это наболело? И самые бурные овации там получаются, когда я говорю: «Всё, концерт окончен!» Тут овации, тут цветы, тут аплодисменты… И вот самое удивительное – когда замолкаю я, замолкают они. Знаете, я иду в соседнюю комнату, там переодеваюсь – молчание. Звяканье вилок, все молчат. Я понимаю тогда, что мой концерт был им нужен. Спасибо за внимание.

М.: Вот как раз сейчас Вам садится уже не нужно, потому что сейчас под бурные овации Вы начнете читать Ваши произведения.

Ж.: Я, вы знаете, написал произведение, посвященное Дню мужчин, 23 февраля.

* * *

«ДЕНЬ МУЖЧИН»

* * *

Паникер – всегда здоров.

* * *

Страстная женщина – это цикл.

Пружина – мертвец.

* * *

Вы думаете, если отменить импортную еды – своя будет?

Вы думаете, если отменить итальянскую обувь – своя будет?

Вы думаете, если отменить американское кино – свое будет?..

* * *

До того одинокий – бельё щеткой чистит!

* * *

«ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИ ПОКОЙНИКА»

Наши сегодняшние разговоры о войне, о Сталине, о жизни после войны, о снижении цен - напоминают труд больницы, которой составляет историю болезни покойника.

История болезни покойника, в отличие от истории болезни живого, пишется сразу после смерти, после вскрытия.

Патологоанатом вскрыл…

* * *

В конце концов, и украинцы и грузины, как молодожены, хотят жить одни.

А мы, как родителя, хотим жить с ними.

- Мама, как ты не понимаешь?

- Нет, сынок, это ты не понимаешь.

* * *

М.: Теперь мы переходим к той, уже заключительной части нашей передачи, где Михал Михалычу задают вопросы разные люди, а не я. Первые люди записаны у нас на улице. Простые такие, хотя я не понимаю этого выражения…

М.: Мне очень нравится выражение: «Наш президент встретился с их президентом, чтобы обсудить проблемы рядовых людей».

Зритель: Добрый вечер, Михаил Михайлович! Меня зовут Дмитрий, я родом из Волгограда. Вы не подскажете мне, почему многие мужчины не уступают место в транспорте и как их этому научить?

Ж.: Вы знаете, я сам удивлен, но я, когда бывал за границей, откуда мы всё перенимаем (с ненавистью, но подражаем), там тоже никто не уступает место. Там, знаете, не уступают, я не знаю, почему. Видимо, постепенно с развитием деловых отношений, с появлением бизнеса у женщин – я думаю, люди перестают уступать им место, потому что они это место уже занимают сами. Спасибо за внимание. Ой, мне надоело вот это «спасибо за внимание», я стал это очень часто повторять. Надо меня пресекать.

М.: А нам нравится, Михал Михалыч.

Ж.: Серьезно? Это эстрадная привычка подчеркнуть, что я замолкаю.

М.: А мы искренне думали, Вы говорите.

Ж.: Чего?

М.: Мы думали – Вы говорите искренне.

Ж.: Я всегда говорю искренне. Но только часто противоречу сам себе. Что тоже искренне.

М.: Следующий вопрос.

Зритель: Добрый вечер! Меня зовут Георгий, это Яна и Кристина. Михаил Михайлович, женщинам угождают цветами и подарками. А как добиться расположения мужчины?

Ж.: Так а чего, он же уже пришел с расположением, чего добиваться-то? Мне нравятся Кристина и как вторую?

М.: Яна.

Ж.: Такие очень боевые. И он очень боевой. Это такой возраст прекрасный. Не знаю, я бы пошел с ними куда попало. Думаю, там будет очень интересно.

М.: Теперь я обращаюсь к сидящим в зале: если кто-то хочет задать вопрос, поднимите руку…

Ж.: В Одессе говорят: «Обратимтеся к сидящим в зале». Обратимтеся.

Зрительница: Добрый вечер, Михал Михалыч, спасибо Вам за хорошее настроение. У меня вопрос: чем, на Ваш взгляд, различаются две фразы – «запрещено» и «категорически запрещено»? Спасибо.

Ж.: А это точно такая же фраза, как в самолете в туалете: «Убедитесь, что туалет свободен». Как убедиться? Меня это всегда волновало. И еще – я тоже не отвечаю прямо на вопрос, но какой вообще наш язык русский изумительный: вот почему «я тебя не забуду» звучит любовно, а «я тебя запомню» звучит угрожающе? (Аплодисменты.) Спасибо, это уже успех.

М.: Пожалуйста, еще есть вопросы?

Зрительница: Добрый вечер, Михал Михалыч! Москва два месяца парализована из-за снега. У меня вопрос, первое – что нужно сделать, чтобы не терять присутствия духа вот в этих ужасных пробках? И второе – если бы Вы возглавил коммунальную службу Москвы, что бы Вы с этим сделали?

Ж.: Вы понимаете, какой дикий совершенно парадокс: уберут снег – появится масса машин, которые сейчас не выезжают. Значит – опять эти же пробки. Мы будем сидеть в пробках и сходит с ума от глупости того, что говорят по радио. Потому что только в пробках ты сидишь и, как идиот, переключаешь одну станцию на другую. Одна станция об одном – целый день об одном и том же. Вторая перечисляет только фамилии и ты уже знаешь всё, что происходит с этими фамилиями. Третья радиостанция – хихикает идиотским женским хихиканьем, то есть одна «хихикалка» перебивает другую «хихикалку». В результате работы всех этих радиостанций человек просто получает инфаркт и, как я уже говорил, вынимают разбитого человека из целой машины. Спасибо за внимание.

М.: Мне остается сказать большое спасибо всем, кто нас смотрел. Я надеюсь, что итоги уже наступившего марта мы подведем в апреле, на канале «Россия-1», на этом я с вами прощаюсь, всего доброго, до свидания, пока!