Дежурный по стране, 04.05.2010

Ж.: Вы знаете, прежде всего я хотел сказать что-то еще до того, как начнутся вопросы. Как-то немножко посветлело у нас в жизни. Вот эти соглашения, которые сейчас подписаны – с Норвегией, сорокалетний вот это спор о разделе, вдруг вот кажется он уже разрешился. Потом – соглашение с Украиной, которое мне очень важно, потому что я провожу там лето, в Одессе. Опубликование вот этих документов по Катыни – тоже, и вообще отношения с Польшей. Я не думаю, что тут так повлияла катастрофа, уже было готово там что-то к этому. Уже тоже ничего. Что еще хорошего? А – Сколково! Вот это я имею в виду, потому что я видел всю эту эмиграцию в Силиконовой долине. Я имею в виду Сколково – вот то, что сейчас организуется – молодежный научный центр. Тоже приятно. И еще какое-то хорошее известие – что служить в армии, может быть, будут рядом с домом. Не думаю, что это практически когда-нибудь осуществится, потому что офицер очень любит, чтобы солдат был рядом круглые сутки, там полу-рабское существование. Отпускать раба на два дня домой, на субботу-воскресенье, как-то неловко. Поэтому не думаю, что у нас это привьется. Хотя израильский опыт говорит, что это возможно. Ну там правда, расстояния небольшие. Там чуть что – сел на машину. Они все в пятницу вечером голосуют у дороги (израильские солдаты) и разъезжаются домой. Но более патриотичной армии, чем армия Израиля, я до сих пор не видел. Спасибо за внимание.

М.: В Киргизии случилась революция, к власти пришло новое правительство. Это их внутреннее дело, это суверенное государство. Вопрос у меня к Вам такой, он касается, мне кажется, любого государства. В принципе, всегда ли прав народ, если он так доведен до отчаяния, что свергает правительство. Он всегда прав?

Ж.: Я думаю, что прав. Вот допустим, нельзя сказать, что «народ был прав в марте 2006 года и неправ в марте 2010 года». Вообще сказать слова «народ прав» или «народ неправ» очень трудно. Обычно у нас прикрываются понятием народ, чтобы обманывать отдельных людей. Они говорят «народ» - это одно. У нас всегда с населением шла борьба. С народом всё всегда было в порядке. До него нельзя было добраться, спросить у него ничего нельзя было. Поэтому можно было только иногда спросить у какого-нибудь представителя: «А народ это одобрит?» У депутата спросить. Тот говорит: «Одобрит народ, я думаю». Значит, он где-то встречается с народом, он где-то его видит. Мы не видим, поэтому ну, что же… Остается только население. Население иногда видишь – в трамваях, видишь – в театрах оно бывает. Есть еще «отдельные элементы». Ну, это вообще сволочи. С ними всегда идет борьба. Во-первых, потому что они «отдельные», потому что они «элементы». Кто они? Что они? До сих пор не знаю, чего они хотят. Видимо, всегда бузотеры, чего-то будоражат, пьянствуют, хулиганят – это «отдельные элементы». Вот так у нас три такие категории: народ, население и «отдельные элементы». Вот я даже не знаю, прав ли киргизский народ, не знаю… Вот та толпа, которая собралась – что можно у этой толпы узнать? Вообще с кем там говорить? Куда их можно отправить? Вообще толпа – она не способна пойти помочь больному. Она не способна пойти что-нибудь откопать, что-нибудь спасти – не способна. Она способна только разрушать. Куда-то пойти, набить морду… Самый главный крик: «Наших бьют!» А вот шепот такой: «Что же это мы делаем, братцы, может, успокоимся?» Но это говорят всегда шепотом. Крикнуть никто не решается такие вещи, потому что – к кому ты обращаешься? Любое правительство, когда уже шторм, когда уже такая толпа – оно проиграет. Нормальное правительство должно всегда чувствовать ветер. Указательный палец послюнил и пытайся чувствовать ветер. Только указательный палец толпа воспринимает, большой палец толпа не воспринимает. Если ты показал большой – прибьют: «В смысле, что хорошо живем? Это ты, гад, хорошо живешь! А ты кто такой?» Вот начинается это «ты, кто такой?» и «ты, гад» и доской по голове. Выбирайся, как можешь. Вот выбрался – и тикать. Вот, если толпа. Спасибо за внимание.

М.: В Хакассии местное МВД наградило сотрудников ГИБДД за то, что они не взяли взятку. Дали им десять тысяч рублей, что было больше, чем взятка, которую им предлагали. Вот сама история, когда людей награждают за то, что они честно делают свое дело и всё – мне показалась очень интересной. Потому что можно награждать водителя за то, что он не сбил пешехода, например. Или награждать врача за то, что он не зарезал больного. Может быть, надо так действовать? Может быть, надо награждать не за успехи, а за то, что ты просто честно хорошо работаешь?

Ж.: А за что мы даем взятки? Мы даем взятки чаще всего, чтобы исполняли закон. Иначе он не хочет исполнять закон. И другой силы, которая заставила бы его – нету! Ну я не знаю, долго ли это продлиться. Это хакасское ГАИ разорится к чертовой матери. Потому что я не представляю, ну если ему дают на лапу, ну вот допустим фура, которая проезжает, дает три тысячи, ну не меньше, чем три тысячи, чем сто долларов. Сколько этих фур? Ну штук тридцать или двадцать, или двадцать пять. Ну сто тысяч на фурах – тут же. Либо десять тысяч в кассе, дадут или не дадут. А тут тебе сто тысяч уже дали. Ты, конечно, рискуешь, что тебя поймают. А там ты рискуешь, что не получишь. Ты рискуешь всюду. Но этот риск стоит больше. Потому что сто тысяч, как минимум в десять раз больше десяти, правильно, да?

М.: Здорово, да.

Ж.: А если некоторые, самые хитрые, самые тонко-образованные, они могут получить сто тысяч на дороге и еще десять тысяч премию за то, что скрыл, что он взял взятку. И никто не смог догадаться, что скорее всего, так и будет. И у него будет сто десять тысяч рублей. Поэтому я думаю, что даже если всем честным доплачивать, все равно затраты будут небольшие. Спасибо за внимание.

М.: В Исландии происходило извержение вулкана, имя которого я не могу, к сожалению, произнести, потому что оно непроизносимое. Но, в общем, все понимают, о чем идет речь. И об этом вулкане говорили совершенно как о живом существе, что вот он «проснулся», что он «засыпает». Почти одновременно с этим произошло землетрясение в Китае, где погибло очень много народу. И снова стала популярна такая точка зрения, что природа живая, и она нам бесконечно подает сигналы, уже с помощью вулканов, с помощью землетрясений, с помощью цунами – чтобы мы относились к ней уважительно. Что если мы не перестанем делать с ней то, что мы делаем, она нас просто уничтожит. Вот Вы верите в это?

Ж.: Я верю в то, что действительно вулкан ведет себя, как человек. Есть такие психи, конечно. Среди людей, я имею в виду. Действительно, он столько лет был спокоен… Ну бывает, что-то выведет из себя так, что ну невозможно… Вот может то, что говорит Андрей – так надоели эти люди, так надоели самолеты, вообще так надоела эта жизнь, которая совершенно не имеет никакого отношения к природе. И вот это вот все разгоняется, взлетает, садятся, куда-то едут. Сейчас уже найти место на земном шаре, где бы другой человек был от тебя в пяти километрах – это можно только в России, только в диком каком-то месте. А там уже, на юге, в теплых местах – не найдешь такого места. А охота? Военные и начальники, я смотрю: Брежнев с винтовкой, все время все фотографии, эти ребята, которые на Алтае с вертолета стреляли по этим несчастным козлам или архарам. Ну потому что эти люди, начальники и военные, привыкли видеть в засаде, привыкли подстреливать, привыкли выслеживать. Они и на работе такие. Это называется: «Гоните его в мой кабинет, разговаривать буду я. Вы его не трогайте, только загоняйте. Ну дайте ему уйти!» И вот так вот загоняют-загоняют-загоняют какого-то несчастного козла отпущения. Такого, довольно приличного. И он выходит оттуда с инфарктом и всё… И я еще тогда, у меня есть такое маленькое произведение, где написано: «Обязательно в конце вашего пути, если вы ввязались в начальство, во власть – в конце вашего пути, со скальпелем, с ножом, с кинжалом либо с винтовкой будет стоять ваш знакомый». А в принципе, из природы у меня – кот. Английской породы. Очень симпатичный, образованный, интеллигентный, эрудированный. Единственное что – он даже не знает, что такое мышь. Однажды пробегала там какая-то полевка, мы ему все показали там, в гараже у нас. Он посмотрел на меня: «Кто это?» Я говорю: «Мышь». Он говорит: «Ну позовите кого-нибудь со двора!» Я абсолютно ясно увидел, что это ниже его достоинства. Но, при той английской мускулатуре, у него наше российское ожирение. Поэтому он, когда крадется даже за кем-то – скрипит паркет.

М.: Меня потрясает та гениальность, с которой Вы с вулкана переходите на кота, потому что это невероятно. Наконец-то появилось произведение искусства, про которое все говорят, такое очень давно не было. Все говорят про фильм Никиты Михалкова «Утомленные солнцем - 2. Предстояние». Фильм, который модно ругать. Его в основном все ругают. Я хочу сказать сразу, что фильм мне понравился очень, и я не видел никогда фильма о том, как сталкивается абсурд войны и абсурд советской власти. Я такого не видел никогда, не говоря уже про невероятные актерские работы. Но я Вас хочу спросить не о кино, а дело в том, что когда я читаю, как ругают фильм… А там какой критерий, когда ругают фильмы Михалкова: один пишет «я рыдал», второй говорит «я не плакал». Собственно, главный критерий. Вот те, которые не плакали, они в основном ругают не фильм, а Михалкова. Как Вам кажется, в принципе, когда речь идет о произведении современника, можно абстрагироваться от личности автора и оценивать само произведение, или это вообще невозможно?

Ж.: Когда речь идет о Никите Сергеевиче Михалкове, такое невозможно. Опять-таки, говорю о себе. Я все время коротко о себе, извините, пожалуйста. Не хватает славы мне, чего-то еще не хватает, пропитания, видимо. Я кино этого не видел, действительно. Я не хотел смотреть это на широком экране, потому что я знаю, что такое Мэл Гибсон «Муки Христовы», где в основном сосредоточено внимание на физических страданиях, не на душевных каких-то муках… И вот этот фильм о войне, как мне кажется (я не видел его), может быть, построен тоже вот так: кишки, ампутации, тела, кровь, вот все то, что тяжело сейчас смотреть. Конечно, я обязательно посмотрю, вот вставлю у себя дома и посмотрю, сколько смогу. Если смогу весь, посмотрю весь. Потому что я верю, Никита – огромный талант. Воспоминания о нем у меня самые лучшие. Это был кинофестиваль в Одессе, Говорухин – председатель жюри (это я о себе говорю), Мастроянни был приглашен. В качестве гостей были два истребителя-перехватчика – Абдулов и Янковский. И были два таких хороших солидных режиссера – это Кончаловский и Никита Михалков. И я тогда близко познакомился с Никитой Михалковым. Вот мы сидим в гостинице «Красная», в двухкомнатном номере у Кончаловского. Что-то там нет выпивки (мы же все время пьем). Никита говорит: «Я побегу». Бежит за выпивкой. Не хватает чего-то – он говорит: «Я побегу». Музыки нет – «я сейчас что-нибудь принесу, я что-нибудь соображу». Все время бегал Никита, приносил. Ну просто какой-то доброжелательный, услужливый. Потом мы еще с ним встречались, и я ему говорю: «Никита, вот ты же работаешь изумительно, у тебя картины изумительные, но говоришь ты…» Я ему уже сказал, какое впечатление на меня производят его тексты. Он смеялся тогда. Сейчас он стал говорить еще лучше. Ия очень боюсь, что это отражается. Он стал начальником. Нужно ли? Вот вопрос я бы так поставил. Нужно ли таланту стать начальником?

М.: Нет.

Ж.: Нет?

М.: Не нужно.

Ж.: Мне тоже кажется, не нужно. Такому таланту – нет. Власть, наша власть, чем она хочет Михалкову отплатить за его талант великий? Ну они что, ну орден могут дать. Орден, наверное, у него уже есть. Земля у него есть. Деньги, наверное, есть. Значит, они ему могут дать кусочек своей власти. Он, видимо, это почувствовал. И, видимо, он этого добился. Он стал начальником. И кинокритики сейчас смотрят кино, созданное их начальником, к которому у них очень разные претензии. Ну кто вообще постарается найти в этом фильме что-то хорошее, когда большинство этих людей старается найти в этом фильме что-то плохое. Вот поэтому не надо быть начальником, если ты хочешь, чтобы к твоему произведению относились объективно. Никита Сергеевич сказал недавно фразу: «Не умеют любить, пусть боятся». Значит, вот они боятся. А мы имеем пример, вот сегодняшний – когда человек, которого все боялись, после него все портреты стали снимать и сейчас даже не дают возможности и не хотят повесить не одного портрета. А в глаза ему говорили такие комплименты, этому человеку, который был Генералиссимус всех времен. Такие комплименты, его называли такими словами… А в результате снимают портреты и нигде нет упоминания о нем. Вот до чего это всё дошло. Поэтому: а) ты не должен быть начальником, б) произведения создают люди безмолвия (не такие, как я). То есть человек, который в молчании пишет музыку – это композитор. Человек в молчании, он не говорит – это музыкант. Он тоже не говорит, они не говорят. Руками, кистью – это художник. Он работает в безмолвии. Все произведения, которые на века – создаются в безмолвии. Ты не можешь говорить речи и создавать какие-то произведения. Ты должен молчать. Спасибо за внимание.

М.: Режиссер же не может создавать фильм в молчании. Режиссер должен говорить.

Ж.: Но режиссер человек несамостоятельный, он основывается на литературном произведении, это не совсем такой труд, прославляющий человека. Там есть сценаристы, которых считают очень мелкими людьми, но идею-то создают они! Разговоры между, допустим, немцем и русским – пишет автор. Вот такой, как Адабашьян – они пишут. А режиссер ставит, режиссер располагает и делает такой фильм. Но все-таки я бы ставил главным сценариста.

М. (зрителям): Ну похлопайте, мне кажется, хорошие слова.

Ж.: Я специально поклонился, чтобы подчеркнуть, насколько я имею мало отношения к тому, что я сказал. Это всё заслуга тех людей, которые в основу кладут свой жизненный опыт. Феллини – вот, пожалуй, он о себе, о своем детстве, он делал такое ревю, такое шоу, такое вот концертный фильм о себе, о своих женщинах. Это было так интересно, но они почти ничего не говорили, они были в каких-то снах. Это был его авторский фильм, потому что опять-таки было безмолвие – уже в картине.

М.: Там еще был Тонино Гуэрра, великий человек… Согласитесь, они оба были, как одно.

Ж.: Когда я посмотрел «Амарко?рд» - это мое детство, моя Одесса. Эти полные женщины…

М.: «Амаркорд» - это детство Жванецкого? Нет, я серьезно? Нет, это потрясающе…

Ж.: Да! Да, «Амаркорд» - это детство Жванецкого. Это наши все вот эти подростковые заглядывания в дырочки с женщинами… Все женщины полные, такие, как у Феллини. Толстые… Ну потому что красавица не подставит себя, а эта осознанно совершенно могла переодеваться и мы все жадно смотрели. Нам вообще было все равно: хорошая фигура, плохая… Это сейчас уже все важно. А раньше – просто женщина – это совсем иное существо. Все женщины в Одессе толстые, да что вы, полные такие – потому что питание плохое. Они почему там толстые – в запас все ели. Если удавалось где-то поесть, то надо было нажраться так, чтобы на пару дней тебе хватало.

М.: Наступает Девятое мая, и я хочу воспользоваться этой программой, для того, чтобы поздравить фронтовиков и сказать огромное спасибо этим людям за то, что они нам подарили свободу. Я хочу отдельно поздравить однополчан моего отца по партизанскому соединению имени «Тринадцати» под командованием Сергея Владимировича Гришина. Я знаю, Михал Михалыч, что у Вас к Девятому мая свое отношение и свои воспоминания, связанные с ним.

Ж.: Ребята, я видел этот праздник. И я видел, что творилось на Красной площади. Телевидения не было, просто видел. Невозможно, как люди целовали друг друга. Происходило что-то удивительное! Войну, как я понял, выиграли солдаты наши. Солдаты и младшие офицеры. Потому что вот мой дядька Борис… Я на примере своей семьи… Танкист, он вез Героя Советского Союза откуда-то, на танке перевозил. И упали они в воду. Темно, с моста. Это сочли покушением на жизнь Героя Советского Союза. Хотя все спаслись, и ничего страшного не было. И он попал в штрафбат. Впереди чужие, сзади свои стреляют загранотряды. То есть все стреляют в тебя. И люди стали выживать, наши люди стали мастерами. Наверное, может быть, это сыграло какую-то свою роль, вот эти расстрельные вещи. Люди стали мастерами войны. Как мне рассказывал дядька: немцы в каске – впрыгиваешь в окоп, хватаешь за каску, а здесь у него ремень – и ножом по горлу, извините меня. Он говорит: «И немца нет!» Потому что все немцы в каске. А наши без касок, наши в чем попало, как у нас это есть. Вот такая была трагическая ситуация. Но это профессионалы войны. Они могли только постепенно этому научиться. И научились! Потому что мы впервые, после стольких лет изоляции, во время войны вышли на международный рынок со своей техникой против их техники, со своим умением против их умения. Появились люди – высочайшие профессионалы. И все, и они сами стали придумывать эту войну. Вот это, мне кажется, первые минуты свободы советского человека. И люди увидели консервы домашние, зубоврачебные кабинеты, автомобили «Хорьх», «Опель», «Мерседес». Они стали ездить (наши там люди) на автомобилях. У них отнимали, отбирали, но они увидели. И, когда эти эшелоны появились в СССР, пошли обратно с вещами, с трофеями, Сталин, извините, опять испугался. И все, и опять. И наши пленные из тех лагерей перешли в наши лагеря. И вот я видел фильм «Ликвидация», а фильм «Ликвидация» - это там Жуков в Одессе. Ну это, конечно, вымысел. Настоящий фильм об этом – «Холодное лето 53-его». Я хочу сказать, что главное все-таки – свобода пришла не весной 45-ого, а весной 53-его. Вот тогда, когда стали возвращаться наши люди из лагерей. Вот это была свобода. Теперь – как я увидел Жукова. Значит, стою я на улице Комсомольской, угол Чижикова. Сколько мне? Это сорок шестой. Не буду говорить, сколько лет, уже надоело. Сами подсчитайте. Стою. Ученик. И танки идут. Перед танком дорогу не перебежишь. Вот перед машиной любой перебегает дорогу, всё, свободно, ну расстояние между машинами и ты оценил его и перебежал. А между танками ты не перебежишь, ну не за что. Они время от времени останавливаются. И вдруг какой-то водитель… Все это – воевавшие люди, бесстрашные совершенно… Водитель: «Пацан, хочешь на танке покататься?» Я говорю: «Ой… Да…» «Три рубля есть?» Я говорю: «Есть». А это был парад, шестое ноября. Он говорит: «Садись!» В общем, мне подали руку, я как-то влез. И я сел рядом с командиром, и мы по Чижикова с грохотом дальше поехали, и выехали на Куликовое поле, где проходили одесские парады. И я увидел впервые на трибуне человека в голубом мундире, с огромным животом. Это был Маршал Жуков. Вот он так же попал в Одессу, как попали все в это лето, или холодное лето 53-его, как и все солдаты, так и этот маршал, великий герой, четырежды Герой Советского Союза, у него была маршальская Звезда. Мы ехали мимо него, мой командир отдал ему честь и я тоже отдал честь. Все проехали мимо, он так что-то в ответ помахал. Так что я видел Жукова – уже приятно. На этом я заканчиваю свои воспоминания о войне.

М.: В отчетный период произошло такое мероприятие, которое называется «ТЭФИ-Регион». «ТЭФИ-Регион» принципиально отличается от «ТЭФИ», потому что «ТЭФИ» - это такая борьба амбиций, а «ТЭФИ-Регион», это когда приезжают замечательные люди из провинции, удивительно хорошие, общаются друг с другом, смотрят работы друг друга. В связи с этим у меня возникло к Вам два вопроса. Вопрос первый: почему, как Вам кажется, наше телевидение совершенно не рассказывает нам о том, как живет наша провинция. А второй вопрос у меня к Вам, как к человеку, который очень много ездит по стране: изменилась ли сейчас как-то жизнь в регионах и чем она принципиально отличается от московской?

Ж.: В провинции ты можешь оставаться порядочным и жить. Это редчайший случай. В столице, в Москве, ты либо порядочный, либо живешь. Вы москвич, да?

М.: Да.

Ж.: А я вот, ну что… Я при Райкине был… Райкин сам человек рижский, из Риги. Потом попал в Ленинград. Я возле Райкина. Райкин приехал в Ленинград, я в Ленинград. Райкин в Москву, я в Москву. Вот таков мой путь. Значит, поэтому я тоже из провинции. В провинции еще люди живые. Я выхожу на балкон в Одессе – я слышу смех. Я выхожу на рассвете, либо ночью. Я слышу какой-то женский крик: «Ни за что!» Вот это да! Сразу понимаешь, что там происходит. Где-то берег моря и этот крик: «Ни за что!» Все понятно! Потом вдруг застолье, кто-то там поет, караоке кто-то включает, какие-то люди поднимаются из ресторана и идут… Все слышно, даже если ты сидишь дома, сквозь открытые окна ты все слышишь, ты по звукам представляешь жизнь. А в Москве жизнь – на грани выживания. Я не знаю, как вы, но на грани. Квартиру ты свою не ощущаешь. Жену ты не чувствуешь. Еду ты не замечаешь. Детей ты не слышишь. Ничего! Ночью ты спишь, блин, на рабочем месте в Москве. Ты просто спишь возле письменного стола. У тебя все время мысль, когда просыпаешься: «А? Куда? Что, куда-то надо? Нет? Да? Да, надо же! Это же сегодня надо!» Вот уже во сне ты смотришь на часы и уже во сне ты видишь, что тебе осталось час или два. А в Москве же, вы же знаете, что такое «добраться». Москва – город одного дела. Можно один раз добраться туда и один раз оттуда выбраться – всё! Почему в провинции, невзирая на все благородство, приезжие из Москвы очень ценятся и все спрашивают: «Как вам наш город?» Казалось бы, человек, может, в тюрьме отсидел, как он попал в Москву, никто не знает. Чего у него спрашивать, кто он такой? В Москве, мы здесь, к сожалению, ввиду такого отравления людьми, таким количеством людей, мы уже к человеческим страданиям относимся, как на войне. Мы к смерти относимся, как на войне. Мы столько видим этого всего, как на войне. Мало кто из москвичей не видел аварию на дороге с большой кровью. Мало кто не останавливался, чтобы не поглазеть, а потом включал первую скорость и уезжал из этого места. Ну это же невозможно! Вы помните, когда-то вы мне задавали вопрос, кто-то установил, что все болезни – от одиночества. Так вот в Москве это дикое ощущение толп из одиноких людей. Вот огромная толпа… Я всегда думаю, вот в Москве старик, как он может чувствовать себя одиноким, если он живет один в квартире, он действительно одинок, и за его квартирой следят какие-то фирмы, которые хотят у него тут же отхапать эту квартиру. Он одинок? Он не одинок – за ним следят! За ним следят непрерывно! Поэтому в Москве тоже можно быть провинциалом, если ты живешь один. Вот ты живешь один, ты сам себе… Я, когда приезжаю и никого нет дома, я сам себе начинаю что-то говорить, мыть посуду, я снова себя чувствую живым человеком, который вот один, я себе что-то ставлю, что-то грею, жарю картошку, я уже говорил на этой передаче: батон разрезаю пополам, обязательно мажу сливочным маслом и белой икрой тоже обязательно. Причем так вдвигаешь его в себя параллельно столу… Вот ты тут провинциал… И такое шампанское - обязательно мускатное, оно в керамической чашке. Потом в пять утра ты вспоминаешь, что у тебя есть товарищ, у которого сейчас пять вечера, он далеко-далеко, где-то за океаном. У нас с ним уговор: если выпить, то надо обязательно звонить ему или он звонит мне. И я произношу свой прославленный тост, я говорю: «Шура, выпьем за то, чтоб «забери меня отсюда» мы не крикнули одновременно!» Я не понял, я ответил на ваш вопрос?

М.: Вы ответили на все вопросы, мне кажется, еще с таким рассказом. Люди, мне кажется, некоторые с работы пришли, им особенно было тяжело слушать. Мы переходим к тому замечательному мгновению и моменту нашей передачи, когда Михал Михалыч начинает читать свои произведения.

* * *

ТАМ ХОРОШО, ГДЕ НАС НЕТ

Спасибо ему, вы знаете, кому.

Видимо, Горбачеву.

Мы впервые проверили, действительно ли там хорошо, где нас нет.

- Да, сказали мы, - очень хорошо…

* * *

Я сегодня буду читать из своей новой книжечки. Вот такая книжка вышла. Это второй томик высказываний, таких мелких. Называется «Не продолжай короткое». Я ее принес, чтобы подарить моему большому другу, пишу я, большой – тут еще и в смысле чисто размер. Я могу раскрыть где угодно, там вы скажете – где. Это будет как такой цирковой номер. Вот откройте мне, я почитаю. Как угодно вот так. Всё! Книжечка!

* * *

Теория вероятности на женщин не действует.

И закон всемирного тяготения…

И гравитация…

* * *

М.: Вот Вы как сейчас прочтете, так я и буду жить.

Ж.: Давайте помягче.

М.: Нет, а почему? А что, у Вас тут могут быть ужасы какие-то?

Ж.: Нет.

М.: Вы же не Михалков, у Вас не должно быть ужасов.

* * *

Были женщины, но не было жены.

Были слова, но не было романа.

Были квартиры, но не было дома…

* * *

М.: Ничего себе! Большое спасибо. А тут, между прочим, рядом была замечательная… Можно, я прочитаю Вашу фразу?

Ж.: Да, прочтите то, что рядом.

М.:

* * *

Кушать есть чего, но стимула уже нет.

* * *

М.: А на Вас не хотите?

Ж.: Давайте, ну почему…

М.: А то на меня открыли какой-то кошмар.

Ж.: Да-да-да… Ну я не виноват…

* * *

САМОЧУВСТВИЕ

Встал – стало хуже.

Вышел – стало лучше.

Выпил – стало лучше…

* * *

М.: А давайте, поскольку передача называется «Дежурный по стране» - на страну…

Ж.: Давайте…

М.: Ну мы же так называемся, чего ж тут…

Ж.: ДПС…

* * *

Наш человек с молодых лет привык открывать дверь женщиной.

* * *

Ж.: О, вот это о стране!

* * *

Кстати, тут кто-то сказал, что рыночную экономику отменили, а мы все пьем за нее. Надо быть поточнее.

* * *

Ж.: Значит вы поняли, что я подарил эту книгу Андрею Максимову.

М.: Мы поняли, тут написано даже, спасибо большое. Мы переходим к той части нашей программы, где вопросы задают зрители. Мы немножко отошли от традиций, потому что у нашей передачи появились такие друзья, которые называются блоггеры. Эти блоггеры, они пишут много где, но в том числе они очень активно пишут на сайте телеканала «Россия», что нам, естественно, особенно приятно. И вот сегодня у нас будут видео-вопросы от этих блоггеров. Давайте посмотрим первый видео-вопрос.

Зритель: Здравствуйте, многоуважаемый Михаил Михайлович! Меня зовут Саша, блоггер Саша-Синий. Такой Вам вопрос: Вы смогли бы влюбиться через Интернет?

Ж.: Я очень часто приступал к таким действия, даже не прибегая к Интернету. Так что тут не обязательно влюбляться. Поэтому он не прав.

М.: Следующий вопрос.

Зритель: Михаил Михайлович, добрый вечер! Меня зовут Михаил, я хотел бы поинтересоваться одним очень важным аспектом нашей жизни. Как Вы считаете, езда «зайцем» – это явление исключительно российское или интернациональное? Лично Вам приходилось когда-нибудь ездить «зайцем»?

Ж.: Ну, мне приходилось ездить не только «зайцем», а и на «колбасе» и прицепившись к дверям вагона на трамвае. Может быть, это явление российское потому что, как сказать – ну у нас все государственное, поэтому ты, когда едешь бесплатно, у тебя нас ощущение, что ты берешь свое, вот тебе там недоплатили, а здесь ты проехал, а страна одна и все государственное, поэтому как-то распределились эти деньги и всё в порядке.

М.: Насколько я знаю, эти блоггеры присутствуют сейчас в зале. Если вы хотите задать вопрос лично, вы можете это сделать. Только возьмите микрофон.

Зритель: Добрый вечер, Михаил Михайлович! Скажите, что Вам нравится и не нравится в одесситах? Спасибо.

Ж.: Мне в одесситах нравится доброжелательность, которая там есть всегда. И не нравится во многих одесситах, и во многих одесситах, и что было присуще мне – это довольно невысокий культурный уровень, кроме очень тонкого слоя интеллигенции. Поэтому когда ты встречаешь одессита где-то на другом конце земного шара, ты понимаешь, что есть люди очень понимающие, тонкие, а есть люди совершенно темные… Вот как они попали в одесситы, трудно сказать, но они там!

Зритель: Добрый вечер, Михал Михалыч! Недавно я прочитал статистику: по процентному соотношению женщин в нашей законодательной власти их всего чуть-чуть больше десяти процентов.

Ж.: Во власти?

Зритель: В законодательной. По этому показателю мы на 49-м месте после того же приснопамятного Камеруна. А вот скажите, это хорошо или плохо для России?

Ж.: Что женщин мало во власти?

М.: Да, в законодательной.

Ж.: Ну, все равно где, в какой власти. Я считаю, я когда-то уже сказал, что влияние женщин в нашей стране днем – очень низкое. Но влияние женщин, на этих мужчин, которые занимаются законодательной или исполнительной властью – огромное. Я по себе чувствую. Это я развиваю мысль. У них настолько практичный ум, настолько трезвый взгляд, что конечно, я не знаю, нужно ли, чтобы она непосредственно сидела в Законодательном собрании, вовсе нет. Достаточно того, что там сидит ее муж. Если бы, конечно, там было свободное голосование, и он бы подчинялся жене. Но он же подчиняется не жене. Он подчиняется какому-то там коллективному сговору. Он еще подчиняется указаниям сверху. Поэтому жены играют, конечно, такую совещательную роль, типа ночного шепота: «Как ты мог это сделать? Ну сказали, я и проголосовал. Противно было смотреть. Я знаю, но что я мог сделать!» Вот этот ночной шепот и есть свобода слова.

М.: Остается сказать большое спасибо всем, кто нас смотрел. И сказать, что следующий выпуск программы «Дежурный по стране» выйдет на канале «Россия» через месяц. Всего доброго, до свидания, пока!